Хабаров подобрал нож, подал его перепуганной бортпроводнице.
– Бросьте в мусор…
Промежуточная посадка была в Хабаровске. Полтора часа свободного времени. Они встретились в кафе аэровокзала.
– Не помешаю? Магаданский рейс никогда не проходит без приключений. Столица Колымского края… – небесная богиня улыбнулась.
Он убрал сигареты и зажигалку с ее половины крохотного круглого столика.
– Я должна поблагодарить вас, – сказала она, присаживаясь напротив.
– Вы ничего не должны, – спокойно глядя в ее красивое, очень светлое лицо, возразил Хабаров. – Я поступил, как поступил бы любой мужик. Это нормально.
Он поспешно поднялся и пошел к самолету.
Владивосток встретил их последним часом бархатной майской ночи. Она, точно мохнатый черный пес, дремала, укрыв собою и город, и порт.
«Куда теперь?» – задал себе резонный вопрос Хабаров.
Ему вдруг до боли захотелось почувствовать, что он свободен и что эта свобода осязаема, что ею можно упиваться, шалеть от того, что она есть и принадлежит ему одному, всецело. Взяв такси, Хабаров поехал на побережье.
Море, прикрытое легкой вуалью тумана, лениво несло к берегу сонные волны. Ни дуновения ветра, ни крика чаек. Мир замер в предрассветной гармонии.
Хабаров сел на валун у самой воды, закурил. Тупо глядя в никуда, не ощущая ни холода, ни времени, он курил сигарету за сигаретой. На виски давила тишина. Та изощренная тишина, когда не слышишь звука человеческого голоса.
«…Даже если он превращается в матерого зверя, никогда не примкнет к стае, – далеким эхом на задворках сознания блуждал голос отца. – Вновь и вновь он рыщет по тундре, отверженный, и ищет, ищет хрустальный цветок. Его сердце, сердце зверя, упрямо стремится туда, где хрупко теплится последняя надежда…
– Где же он, тот цветок, о котором ты говоришь? Я бы обнял его своими усталыми, избитыми в кровь лапами.
– Искать надо…»
Внезапный порыв ветра унес, как эхо, в сопки: «Искать… Искать… Искать надо…»
– Что ж, будем искать.
Из-за горизонта показался луч солнца.
Сосущая пустота, апатия чуть отпустили. Хабаров встал, широко раскинул руки, вдохнул полной грудью и крикнул, перекрывая упрямый плеск волн и гомон проснувшихся чаек: – Мир! Ты слышишь меня? Я вернулся к тебе!!!
В рыбхозе выдавали зарплату.
Местные мужики ждали ее целых четыре месяца и обнищали до последней крайности. Но, как говорится, наперекор и вопреки, каждый уважающий себя рыбак с раннего утра принял , и теперь весь крохотный рыбачий поселок Отразово пьяно шумел, и алкогольные пары, собираясь и конденсируясь в сизые облачка, могли запросто поспорить с владивостокским смогом.
