– Не могу! – прохрипел тот. – Больше не могу!
– Можешь!
Он четким, отточенным движением замкнул задний поясной замок карабина каскадерского снаряжения на тросе, крепко обхватил беднягу левой рукой, так, что тот едва ли мог вздохнуть, пронзительно свистнул и крикнул: «Поднимайте!»
Парень вцепился в одежду Хабарова. Наверху, стоя у края водопада, Хабаров помог ему разжать скованные судорогой пальцы. Они обнялись.
– Ангел-спаситель… Я уже «ящик» примерял.
Окружающие аплодировали, обнимали победителей.
Врач суетился вокруг Хабарова, пытаясь наложить повязку на стертые в кровь ладони, обработать ссадины, оставленные опоясывавшим тело тросом.
Действительно, все хорошо, что хорошо кончается!
Событие решили отметить: нужно было расслабиться. Тут же возник импровизированный столик. Оперативно снарядили в город до магазина гонца.
– Давай за жизнь! – Сева Гордеев коснулся краешком бумажного стаканчика стакана Хабарова. – Не умею я говорить красиво, да и не суть. Ты, Саня, поймешь…
Хабаров улыбнулся, кивнул. Теплые лучики-морщинки залегли легкой паутинкой у внешних уголков глаз.
Здесь, в суете бестолкового пикника, среди чужих, едва знакомых ему людей, против обыкновения, Хабаров чувствовал себя комфортно и на удивление легко.
– А у меня дочурка, Катька. Ей двенадцать весной исполнилось. Когда висел… – Сева запнулся. – Короче, слезы так сами и катятся. Представляешь?! Никогда не плакал. Боль любую терпел. Никогда! А тут… Как вспомню ее глаза… Как она без меня будет… Мы же для них живем. Ради них.
Он смущенно глянул на Хабарова, дрожащей рукой потер щетину.
– Нервы… Не обращай внимания. Пройдет. А как твои спиногрызы?
Хабаров не ответил. Сосредоточенно он вертел в пальцах, покусывал сухую травинку. Все, что ему осталось, это воспоминания. Одна и та же, прокрученная тысячи раз картинка: аэровокзал, рвущие душу объятия маленьких ручонок, осторожный, чтобы не слышала мать, шепот на ухо: «Все равно я буду любить только тебя, папочка…» От этого шепота он долго просыпался ночами и уже до утра не мог заснуть. «Анютка, я виноват, виноват, виноват…» – ныло сердце, ударяя тяжело, невпопад, а душа была готова взять низкий старт. Но время лечит.
– Саня? – Гордеев тронул его за плечо.
– Прости, – поймав настороженный взгляд Гордеева, наконец сказал Хабаров. – Задумался… У меня тоже дочка. Анютка. Не видел ее почти пятнадцать лет.
– Извини. Не знал я, – смутился Гордеев.
Повисла неловкая пауза.
– Да ладно тебе! – Хабаров улыбнулся, потрепал Гордеева по пшеничной шевелюре. – Отболело.
