Валли вошла в котельную, и все эти глупые, бредовые мысли немедленно улетучились. Три или четыре оплавленные свечи тускло освещали этот убогий угол. Старые закопченные трубы тянулись вдоль стен и потолка, все они проржавели насквозь. Почти половину пространства пола занимали четыре или пять ветхих сплющенных матрасов, вокруг них валялись использованные иглы и сломанные стеклянные трубки. Две юные девицы в джинсах и засаленных куртках валялись в обнимку на одном из матрасов, спали или были под кайфом, на них было наброшено старое одеяло.
Помимо них в комнате был только Ник, он сидел на матрасе, прислонившись спиной в трубе отопления, и курил сигарету. Он стал совсем тощим, волосы были теперь коротко острижены, вокруг зеленых глаз залегли густые тени. Казалось, его окружало невидимое облако наркотического угара.
От этого зрелища у Валли сжалось сердце.
Ник некоторое время тупо смотрел на нее и, казалось, был немного смущен, поняв наконец, что это она. Он не улыбнулся.
– Вот черт, – произнес он, голос его звучал лениво и хрипло из-за трубки. – Ты издеваешься надо мной? Уоллис, зараза, здравствуй. Пожалуйста, уходи и оставь меня, мать твою, в покое.
– Мне кое-что нужно, Ник, – сказала Валли, и Ник громко расхохотался.
– Ну конечно, нужно, – ответил он. – Всегда по делу. Никаких светских визитов. Как ребятки? Разрешишь мне родительское посещение?
– У них все хорошо, – сказала она. – Все чисты.
– Ну, повезло тебе. Милая, чистая, приличная компания. М-м-м… ты их домой не водила еще с Клер познакомить? Нет? Ну, значит, не настолько чистые? Не настолько приличные? Но кто?
Огромная власть Ника над Валли всегда была связана с тем, что он инстинктивно понимал, что именно ее отношения с Клер были ключом ко всему, уязвимым местом в хорошо защищенной душе Валли. Его замечание о разделении жизни Валли на две отдельные части попало прямо в цель. Вина за уход от Клер все еще угнетала Валли, также как угнетало ее то, что она защищала эту часть своей жизни от ребят и наоборот.
– Я много думаю о Клер, – сказал Ник с игривой усмешкой, казавшейся страшной на его исхудавшем лице. Какой бы наркотик ни был сейчас в его крови, казалось, его действие постепенно усиливалось по мере того, как Ник говорил. – Ее лицо, когда она вошла и застала нас двоих, голых, в твоей узенькой кровати с оборочками на одеяле, с кучей кукол Барби и мягких игрушек и всякого девчачьего дерьма из этой твоей привилегированной жизни. – Ник становился все более мрачным. – Думаешь, я не знаю, что ты все это спланировала, подстроила все так, чтобы Клер нас застала, когда мы трахались, и вышла из себя? Ты была несчастна в той жизни – одна с ней в этой квартире – и искала повод убежать. Ее ярость дала тебе такой повод, только так ты могла уйти.
