— Извините, мне нужно закончить вышивку…
— Прошу, передай мои наилучшие пожелания твоему дяде, герцогу, — бросает ей вслед Сесили, а остальные девицы злобно хихикают.
— Зачем тебе нужно так ее дразнить? — спрашиваю я.
— Она не заслуживает того, чтобы находиться здесь, — уверенно отвечает Сесили.
— Это неправда, — возражаю я.
— Вот как? Некоторые люди просто не принадлежат к определенному кругу. — Сесили надменно смотрит на меня. — Я недавно слышала, что твой отец нездоров и отдыхает в Олдхэме. Как, должно быть, ты тревожишься за него! Скажи, пожалуйста, а чем он страдает?
Сесили не хватает только раздвоенного языка, потому что под ее нарядным платьем безусловно скрывается самая настоящая змея.
— Инфлюэнца, — отвечаю я, и ложь оставляет едкий привкус на языке.
— Инфлюэнца, — повторяет Сесили, осторожно поглядывая на своих приятельниц.
— Но он уже почти здоров, и завтра я собираюсь его навестить.
Но Сесили еще не удовлетворена.
— Рада это слышать, потому что до меня доходила весьма сомнительная история о джентльмене, которого нашли в опиумном притоне и вынуждены были поместить в особый санаторий. Настоящий скандал!
— Сесили Темпл, я не желаю сегодня слушать злобные сплетни! — предостерегает ее Фелисити.
— У него инфлюэнца, — повторяю я, но мой голос звучит уже не так уверенно.
Сесили победоносно улыбается.
— Ну да, разумеется.
Я спешу выйти следом за Энн, окликая ее. Но она прибавляет шагу, она почти бежит, отчаянно стремясь оказаться как можно дальше от нас, от наших разговоров о балах и чайных приемах. Все эти сияющие обещания так близко от нее, что их можно коснуться, но ими нельзя обладать…
— Энн, прошу тебя! — громко говорю я, останавливаясь у начала лестницы; Энн уже на полпути наверх. — Энн, ты не должна обращать на них внимания. Они дурные девушки. Это же тайные дьяволицы… троглодиты в локонах!
Если я надеялась рассмешить Энн, то зря старалась.
— Но именно они всем распоряжаются, — отвечает она, не оглядываясь. — Они всегда были главными и всегда будут.
— Но, Энн, они же не видели того, что видела ты в сферах! Они не знают, что ты там делала. Ты превращала камни в бабочек и плыла сквозь золотой занавес. А своим пением ты спасла нас от водяных нимф!
— Было такое, — невыразительным голосом откликается Энн. — Но какое все это имеет значение? Я ведь не могу изменить свою судьбу. Наступит май, у вас с Фелисити начнется бальный сезон. А я отправлюсь служить у моей двоюродной сестры. И на том все кончится, мы больше никогда не увидимся.
