— Как не стыдно клеветать на себя, мадам! Вы во цвете лет!
— К черту вашу лесть, Гортензия!
— Но воздыхателей-то у вас не поубавилось, так и ходят толпами!
— Ах ну да, сейчас лопну от гордости — за мной ходят толпы старых хрычей и пижонистых молокососов!
— Вы преувеличиваете, среди них есть очень достойные господа — тот виконт, например, и еще банкир, они такие представительные и темпераментные… Вам повезло, что месье Розель — мужчина широких взглядов…
— Замолчи сейчас же, бесстыдница! — вскинулась Ольга. — Амедэ Розель — славный человек, он любит меня такой, какая я есть!.. Впрочем, ты права, — помолчав, вздохнула она, — мне не на что жаловаться. И соперничать с Розитой Мори я не стремлюсь — она ведет жизнь затворницы, боится проехаться в открытом экипаже, чтобы не подхватить простуду, и не позволяет себе ни интрижек, ни выходов в свет… Да уж, весело нам живется! Чтобы добиться успеха на сцене, нужно морить себя голодом — отказаться навсегда от борща, закусок, кулебяки, от всякой вкуснятины! Целомудрие и самоограничение во всем — вот два непременных условия, которые позволяют стать прима-балериной. Что до меня, я решила слегка нарушить правила, пока молодость не помахала мне ручкой. И знакомство с Амедэ Розелем стало для меня прекрасной возможностью со всем удобством обустроиться в Париже. Уж лучше быть содержанкой или вовсе удавиться, чем преподавать искусство Терпсихоры этим соплячкам!
— Так чего же вы тогда разворчались?
— Да потому что… потому что в зрительный зал набился весь Париж, а я исполняю второстепенную роль! И потому что у меня голова раскалывается!
— Занавес через полчаса! — донесся из коридора звонкий голос Мельхиора Шалюмо. — Мадемуазель Ольга, для вас посылка — подарок анонимного поклонника!
— Оставьте под дверью! Ну-ка, Гортензия, живо налей мне воды в миску. Моя бедная матушка говорила, что самое верное средство от мигрени — подержать запястья в холодной воде. О черт, куда ты задевала мои кружевные митенки?..
В фиакре Кэндзи всю дорогу любовался сидевшей напротив Джиной — отороченная мехом накидка, которую он подарил ей к Новому году, подчеркивала восхитительную белизну кожи.
На излете авеню, рассеивая ночную темень, переливалась огнями самоцветов гора из мрамора, порфира и бронзы — дворец Гарнье. Джину переполняло чувство полноты жизни. Роскошные магазины, кафе, рестораны проплывали за окном фиакра. Элегантный до невозможности Кэндзи во фраке то и дело нежно касался ее щеки и чуть слышно шептал ее имя…
