— Понимаю, мама. Только эта открытая баночка второй год стоит на террасе.
«Убийца», — хладнокровно подумал Сусликов, но вслух не сказал, мало ли, вдруг тетушка Нина набьет карманы летнего платья камнями и побежит топиться. Но, в отличие от полоумной старушки Вирджинии Вулф, Нина обладала трезвомыслием.
— И что, второй год? И что, открытая? Можно подумать, кто-то туда плюнул! Надо уважать продукты.
Сусликов собирался изобразить возмущение, но передумал. Чему возмущаться, если милая женщина так вот запросто готова отравить первого встречного из расчета — не пропадать же продукту!
— Что за ерунда! — подал реплику Леша Птичнер. — Я вообще майонез не ем, и зачем о нем спорить?
Аппетит у Сусликова странным образом пропал. Он осторожно пожевал кое-что для приличия, целиком отдавшись волнующей мысли — с какой стати Машенька героически спасла его от диареи наперекор семейному клану? Возможно, она начиталась романтических книжек и влюбилась в меня, легко и сразу, как бывает на провинциальных курортах.
Сусликов вертелся на стуле, пытаясь перехватить взгляд Маши, который бы все объяснил, но почему-то каждый раз промахивался. Тетушка Нина обсуждала с Лешей деловые вопросы.
— Хочу на память о коменданте этого города, где мы столько лет так чудесно отдыхали, что-нибудь прихватить. Да хоть вот этот чайничек, такой милый, хоть и беспородный.
— А как мы с Ильей будем чай заваривать? — интересовался Леша.
— Вы мальчики взрослые, сможете и в чашке заварить.
— Ну, Нина, ты даешь! — ехидно восклицал Леша. — Тебе приспичило заварной чайничек умыкнуть, а мы как дикари должны в чашке заваривать! А почему не в блюдце? А если ты всю посуду умыкнешь, тогда как — в ладошечке? Если тебе дорога память о дедушке — возьми его саблю!
— Зачем же мне сабля? — не соглашалась Нина. — Какой же от нее прок в хозяйстве?
— Тогда возьми трюмо, оно с зеркалом.
— Трюмо, — задумалась тетя, — а ведь оно почти антикварное.
— Ничего не выйдет, — вмешался мстительный Сусликов, — в купе оно не пролезет, придется сдавать в багажный вагон, а там разобьют.
— Зачем? — удивилась Нина. — Зачем разобьют?
— Да низачем. Разобьют, и все. Ничего не докажете.
Тетушка Нина долго переживала по поводу невыездного трюмо и абстрактного железнодорожного вандализма, пока не настало время собираться.
— Ну, мальчики, надеюсь, вы нас проводите, как принято в приличных этикетах? Вещи я еще вчера упаковала.
Птичнер оглядел упакованные вещи и гневно спросил:
