— Почту за честь.
Пожалуй, это поручение, помимо всего прочего, поможет мне самой не оказаться игрушкой политических сил.
Жанна прибыла в Амбуаз месяцем позже — невысокая, худенькая, с типичным для Валуа длинноватым носом и узкими миндалевидными зелеными глазами. Лишь копна рыжих волос да веснушки, брызгами рассеянные по лицу, говорили о том, что в ее жилах течет и отцовская кровь. Она стояла на пороге моих покоев, воинственно вздернув острый подбородок, одетая с ног до головы в черное, что было ей совершенно не к лицу.
— Входи же, дорогая моя. — Я подошла к ней. — Мы безмерно рады тебя видеть.
Жанна в упор воззрилась на мой аналой.
— Не могу, — заявила она высоким, чуть гнусавым голосом, и возмущенно ткнула пальцем в статуэтку, стоявшую на небольшом алтаре. — Это идолопоклонничество.
— Я католичка, — усмехнулась я. — Так предписывает нам молиться наша вера.
— А я реформатка, и наша вера воспрещает нам взирать на языческих кумиров.
— Это не кумир, — живо возразила я, заметив, как напряглась моя золовка Маргарита. — Это Мадонна Ассизская, милосердная покровительница калек и страдающих иными уродствами.
— Это всего лишь статуя. Кальвин говорит, что культ святых и почитание статуй должны быть низвергнуты, ибо не то и не так проповедовал наш Спаситель.
Господи помилуй, да ведь это дитя — закоренелая еретичка! Я вновь усмехнулась, чтобы скрыть охвативший меня ужас — не столько от речей Жанны (я и ожидала услышать нечто подобное), сколько от ее фанатичной убежденности. Чему, во имя Господа, учила Маргарита Наваррская свою дочь? И как мне теперь с этим справиться?
— Мать Христа была простой женщиной из плоти и крови, — продолжала Жанна. — Поклонение ей — не что иное, как наследие старинных языческих обрядов.
— Да как ты смеешь изрыгать такую хулу?! — Маргарита стремительно вскочила.
Жанна прикусила нижнюю губу. Я позволила себе издать неловкий смешок.
— Она лишь повторяет то, чему ее научили, примерно так же, как мы цитируем Брангома, притом сама не понимает и половины сказанного.
— Нет, понимаю! — Жанна недобро прищурилась. — И к тому же мне хорошо известно, зачем меня сюда пригласили. Меня хотят выдать замуж за испанца-паписта, да только я скорее умру! Я — дитя Божие, а вы все — глупцы, преклоняющие колена перед распятием.
Мои фрейлины в один голос ахнули от возмущения, а я стиснула пальцами ее худенькое плечо.
— Довольно! Не будем больше спорить о вере.
С этими словами я подтолкнула Жанну к пустому креслу около моего. Женщины отпрянули, словно опасаясь заразиться ересью. Маргарита метнула на Жанну уничижительный взгляд и вышла.
