«Ко мне иногда приходят люди, — говорит владыка Антоний, — которые вычитывают мне длинный список грехов, какие я уже знаю, потому что у меня те же самые списки есть. Я их останавливаю: «Ты не свои исповедуешь грехи, — говорю я им. - Ты исповедуешь грехи, которые можно найти в молитвенниках. Мне нужна ТВОЯ исповедь, вернее, Христу нужно твоё ЛИЧНОЕ покаяние, а не общее трафаретное. Ты не чувствуешь, что ты осуждён Богом на вечную муку из-за того, что ты не вычитывал вечерних молитв или не читал канона, или не постился». Как же быть? Может быть, прежде, чем писать список грехов, сесть и продумать: всё ли из перечисленного у меня было? И начать с того, что более всего тяготит, или чаще случается.
— А если не тяготит особенно что-то конкретное, а общая туга, тяжесть на душе?
— Тогда, может быть, стоит спросить себя, живу ли я по вере? И вообще, какое место вера занимает в моей жизни? И вообще, что она значит для меня? Может быть, с такой греховной запущенности и надо начать? Покаяться в том, что живу так, будто нет у меня ни Бога, ни совести, ни страха перед окончательным Последним Судом Божиим… Это в каждом случае у каждого по-разному, но общим может быть одно: проверить себя, проверить честно и откровенно, понять, что исповедь — не нудный долг, а великое благо, способное исцелить душу и готовиться к ней со всей серьёзностью, на которую человек способен. Тогда список может поредеть, а сознательное покаяние разбудит в душе жажду очищения и помощи Божией, без которой жить и крепнуть в вере нельзя. Тогда исповедь станет праздником, а храм — больницей души, за которую можно только благодарить Творца.»
«Иногда бывает так, — вспоминает митрополит Антоний, — человек старается поститься, потом срывается и чувствует, что он осквернил весь свой пост, и ничего не остаётся от его подвига. На самом деле всё совершенно не так. Бог иными глазами на него смотрит. Это я могу пояснить одним примером из своей собственной жизни. Когда я был доктором, то занимался с одной очень бедной русской семьёй. Денег я у неё не брал, потому что никаких денег не было. Но как-то в конце Великого поста, в течение которого я постился, если можно так сказать, зверски, т. е. не нарушая никаких уставных правил, меня пригласили на обед. И оказалось, что в течение всего поста они собирали гроши для того, чтобы купить маленького цыплёнка и меня угостить. Я на этого цыплёнка посмотрел и увидел в нём конец своего постного подвига. Я, конечно, съел кусок цыплёнка, я не мог их оскорбить. Я пошёл к своему духовному отцу и рассказал ему о том, какое со мной случилось горе, о том, что в течение всего поста постился, можно сказать, совершенно, а сейчас, на Страстной седмице, я съел кусок курицы. Отец Афанасий на меня посмотрел и сказал:
