Пессимизм полковника Фёста удивил. Или не пессимизм это был, а что-то другое.
— Не понимаю, Сергей Саввич, зачем вы сюда вообще пришли, — сказал он крайне резко и раздражённо. — Вам было сказано — пострелять и сматываться. Кстати, до своих людей вы дозвонились?
— Дозвонился. Точка сбора — двадцатый километр за МКАД по Киевскому шоссе. Контрольное время с ноля часов и до подхода всех, кто сможет. А пришёл я, чтобы вас увести. Азартные вы больно. Не по делу…
— Кто б говорил. Последнее слово — ноги в руки и уё… по-быстрому. Здесь вам делать уже нечего. За нас не переживайте. Догоним. Только как вы через всю Москву — с оружием?
— А нас возле Тульской должны надёжные ребята встретить и с мигалками проводить, так что за нас не беспокойтесь…
— Значит, главная проблема вам мост проскочить, а это не всегда легко.
— Ничего, у нас как раз по таким делам специалистов хватит.
— Тогда — не смею задерживать. Какой-нибудь номер машины назовите, желательно — замыкающей, чтобы я ваш кортеж с чужим не путал.
— Это пожалуйста. «УАЗ-Патриот», «С 593 ЕУ». Сам в нём ехать буду.
— Тогда всё, а то заболтались мы.
— Григорий и Эдуард с вами останутся. Помогут сориентироваться… Пустыми цехами проведут…
Хворостов растворился в темноте.
Под командой Фёста остались Секонд, Людмила, двенадцать «печенежек» и эти… В принципе, вроде неплохие ребята, но Вадима всё мучило смутное ощущение какой-то неправильности. Не совсем ему были понятны их роли. Днём с Людмилой ходили, слежку якобы заметили, но сами под неё не попали. Неизвестно, что с ними было после того, как Вяземская с Журналистом прорвались с боем. И здесь оказались, как на заказ. Борис Иванович тоже… Смутно ведёт себя. Он тоже мог привести «хвост» — случайно или намеренно.
Главной загадкой оставалось — почему сразу не атакована база на Столешниковом. С помощью консьержа или без — разведка мятежников не могла о ней не знать. Значит, что? «А то, — ответил сам себе Фёст, — им до сих пор не всё ясно, они не определились, главные ли персонажи господин Ляхов и его племянницы или по данному адресу могут (скорее всего — должны!) появиться более серьёзные люди».
Подозрительность, считается, нехорошая черта. Но ещё в войсках Ляхов-первый слышал от начальника разведки своей бригады, того майора Трайчука, что в их профессии паранойя — достаточно полезная болезнь. Это он с Вадимом как с врачом разговаривал, под казённый спирт и принесённую с собой закуску.
Слово «того» Фёст мысленно подчеркнул, потому что давно уже не был уверен, что мир, где он находится сейчас, — истинно его. Прямых доказательств не было, только ощущение. Как там у Шекли: «Кроме того, можно было предположить, что даже если Земля изменилась, то изменились также его органы чувств и память, так что всё равно ничего не выяснишь. Он лежал под привычным зелёным небом и обдумывал это предположение. Оно казалось маловероятным. Разве дубы-гиганты не перекочёвывали по-прежнему каждый год на юг? Разве исполинское красное солнце не плыло по небу в сопровождении тёмного спутника? Всё оказалось на своих местах. Отец пас крысиные стада, мать, как всегда, безмятежно несла яйца…»
