— Извинить не могу, — твёрдо сказал Фёст, припомнив Булгакова, — поскольку не знаю, за что. Излагай.
— Ну как тебе сказать… Ты представь — такой мой текст просто не поймут. Скажут, что это под давлением или вообще не мной написано. Мы ведь давно внушили мировому сообществу…
— Ты знаешь, милый, мне ведь абсолютно по… все ваши обычаи, правила и эмоции. И твои лично. Дала тебе барышня по морде, и правильно сделала…
— Откуда, откуда ты знаешь? — оторопело спросил Волович. Свидетелей, кроме водителя, не было, а что почти неуловимого взгляда и жеста Яланской Ляхову оказалось достаточно, он не сообразил.
— Ты, блин, всё время забываешь мою официальную должность и звание. Я, может, не только видел «третьим глазом», что ты в машине с моей сотрудницей сделать пытался, но сам это дело инициировал. В смысле — по морде. Остальное — твоя личная инициатива. Продолжаем по сути: ты пишешь репортаж о сегодняшней ночи, как Джон Рид, Михаил Кольцов и Хемингуэй в одном лице, я его публикую, где найду нужным, то есть — везде. А ты попутно, для усиления эффекта, выступишь с кратким экспозе по телевизору. С радостной рожей и бьющим через край энтузиазмом. Заодно и уцелевшим к моменту передачи дружкам и «спонсорам» передашь привет и добрый совет. В смысле — увидел ты реальное воплощение возвышенных идей «борцов с кровавым режимом» и преисполнился… Как там у Радищева: «Душа моя их гнусным поведением уязвлена стала». Одновременно чисто практический вывод — из старого корыта, братва, кормить больше не будут, пора перестраиваться или подыхать. Насчёт подыхать — поубедительней, ибо этот термин употребляется в самом буквальном смысле. А тебе я заплачу по высшей ставке Госдепа. Плюс все гонорары, что сумеешь выбить, — твои. Договорились?
Хотел ещё припугнуть отважного борца, но вовремя сообразил, что не только ведь кнутом следует действовать, и сказал с усмешкой, очень точно имитирующей ту, с которой Волович любил позировать на фотографиях и телеэкранах:
— Кроме того, получишь эксклюзивное право брать интервью у моих красавиц, — Вадим обвёл рукой девичье отделение, оживлённо болтающее, пока командир отвлёкся. — И даже перед Галиной за тебя слово замолвлю, чтобы не обижалась на дурака. А дальше как сумеешь. Да-алеко ведь пойти можешь, особенно если Президент оценит твой героизм. Вместе ведь с ним вы стояли под вражеским огнём. Министром печати и массовых коммуникаций пойдёшь, если позовут?
Волович давно, ещё минуты три назад для себя всё решил. Не Джордано ведь Бруно он, не Галилей, не Муций Сцевола даже.
