все будто сомлело от зноя…
Разведчик не может сомлеть!
Не скрипнуть сучку под ногою,
травинке не зашелестеть.
Встревожен у «синих» дозорный,
наверно, два долгих часа
все слушает он
каждый шорох,
все смотрит до боли в глазах,
а сам понимает: напрасно! —
безмолвию вовсе не рад.
Он знает:
разведчики «красных»
в разведке не знают преград!
Где телом к стволу припадая
и тенью мелькая в листве,
где вдруг без следа пропадая
в кустарнике мелком, в траве,
повсюду пройдут (что — посты им?),
решая задачу свою, —
и крепко достанется «синим»
в сегодняшнем жарком бою!
Мальчишки уходят в разведку —
ловки, загорелы, босы…
А дома отцы
над обедом
сердито глядят на часы,
и мамы у окон маячат
(тарелка, половник в руках):
«Поди, все сражаются…
Значит,
под вечер придет в синяках!»
И мамы мальчишек ругают:
— Далась же им эта игра!..
И мамы не знают, не знают,
что скоро настанет пора —
и дымным, тревожным рассветом
без долгих напутствий и слез
уйдут их мальчишки в разведку,
да не понарошку —
всерьез.
Не знают и сами мальчишки,
что будет у них впереди…
Сторожко
(ботинки — под мышкой,
чтоб легче дозор обойти) —
пусть мамы и папы ругают
и стынет забытый обед, —
к «противнику» в тыл проникая
в предчувствии скорых побед,
фанерные пистолеты
за пояс привычно заткнув,
мальчишки уходят в разведку,
по книжкам играя в войну.
