. А о чем же еще?
Звонок. Виктор уходит открывать дверь. Возвращается вместе с Федором Степановичем Гриневым. Из кухни приходит Гринева.
Гринев. Принимай гостя, дочь. Алексей дома?
Гринева. Садись, отец, чай будем пить.
Гринев. Погорячей бы чего-нибудь...
Гринева. Сегодня не праздник.
Гринев. Это правильно, будни. (Виктору.) У тебя-то что, дипломат?
Виктор. Не дипломат, а дипломант.
Гринев. Все одно - на ассамблее дипломаты, в районе дипломаты, дома тоже дипломаты. Разговоры одни.
Гринева. Чем ты недоволен?
Гринев. А то не знаешь, предфабком? Почему наш станок не пускают в ход?
Гринева. Пустят, обожди немного.
Гринев. Все ждалки отсидел. Надоело. В министерство блюстиции пойду.
Гринева. Куда, куда?
Гринев. В министерство блюстиции.
Гринева. Изобретаешь, отец.
Гринев. Твое дело - слушать. Сказал: блюстиции — значит так оно и есть. Блюсти советские законы надо. (Кружковой.) Вот напишу тебе жалобу, депутат, что будешь делать?
Кружкова. Напишите, займемся.
Гринев. Все занимаются, а дела ни с места. (Гриневой.) Алексей-то где?
Гринева. В министерстве или в главке.
Гринев. Заседают? Никак до текущих дел не доберутся.
Гринева. Хватит ворчать, отец... Поздравил бы лучше Виктора: все экзамены сдал. Историком будет.
Гринев. В глубь веков? Нет чтоб, как все люди, пойти по науке и технике. Впрочем, поздравляю. Историков еще у нас в роду не было. Может, про меня историю сочинишь?
Виктор. Про Москву пишу.
Гринев. Раз про Москву, без меня не обойдешься. Москва без меня - что я без Москвы. Весь век друг за друга держимся. Что ж ты напишешь?
Виктор. О том, какая она сейчас есть, какой будет. Как люди будут жить в Москве.
Гринев. А тебе, что ли, известно?
Виктор. Известно.
Гринев. Завирает молодое поколение.
Виктор. Ты вот уже и сейчас Тверскую не узнаешь? А какой она станет! На девять километров от Красной площади сплошь подымутся фронтоны величественных зданий. Новый Арбат, как стрела, врежется в Можайское шоссе.
Гринев. Врежется?
Виктор. Как стрела.
Гринев. Ну, врезай дальше.
Виктор. А вот всего через несколько лет здесь, под нами, набережные Москвы-реки превратятся в прекрасные прогулочные магистрали столицы.
Гринев. Говоришь ты плохо.
Виктор. Почему?
Гринев. Прогулочные магистрали... Будто специально для прогульщиков...
Виктор. Не придирайся, отец. Ты представь себе. Весна, теплый вечер, шелестят листья над рекой. Девушки идут в ярких, как весенний луг, платьях...
Гринев. Платьев не будет.
Виктор. То есть как - не будет?
