Пожарные все еще выли, но было уже совсем светло. Прошло некоторое время, прежде чем с трудом удалось открыть глаза, хотя «открыть» не совсем верное слово, они и так были открыты, но было слишком светло.
— Ого, — сказал Маршал. Это был возглас, который произносят в том случае, когда действительность не соответствует возлагаемым на нее ожиданиям, а именно это в данном случае и произошло.
Затем поблизости стало что-то проявляться. Это что-то было неопределенно-черное по цвету, а по бесформенности напоминало туфли Хеннинена. Воющие машины скрылись за поворотом, и теперь их жалобы блуждали между домов, становясь прерывистыми и невнятными, как на заезженной магнитофонной ленте.
Травинки щекотали ухо, и плотная пелена перед глазами стала рассеиваться. Маршал вытер со щеки убежавшую слюну. По абсолютно непонятным, несмотря на благие намерения, причинам было такое чувство, что он проснулся в Миккели, или где-нибудь в Пиексамяки, или какие там еще есть дикие места.
— К черту, ну и состояньице. Долго я спал?
— Прости, времени не засекали, — развел руками Жира.
— Снова здорово, — бросил Хеннинен. — Чего ты, бля, прикопался к этому времени?
— Просто подумал, а вдруг уже вечер.
— Ну, солнце, как видишь, все еще светит, — сказал Хеннинен.
— То есть можно сказать, что вечереет?
— Скорее дневает, — сказал Жира. — Или клонится к вечеру. Солнце его жизни медленно клонилось к закату.
— Мне снилось что-то ужасное, но уже там во сне я понял, что это какой-то бред и что рассказать его я никогда никому не смогу. То есть вам я сейчас уже рассказываю, но больше никому не буду, эх-нах, я, по-моему, все еще где-то в дебрях.
— Очень так по-городскому, — сказал Жира.
— Ах да, там во сне был такой момент, что эти мудилы затащили куда-то Хеннинена и угрожали ему ужасными овощами-мутантами или даже мутантами-овощами. Но может, и правда это была только угроза, и до тяжелого рукоприкладства дело не дошло, тут уж не знаю. Но сон, в общем, был приблизительно такой.
— По крайней мере, не вещий, — сказал Хеннинен.
— Ну, этого мы не знаем. Хотя постой. Какого хрена ты тут делаешь? Я что, так долго спал?
— Приди в себя, дорогой, — сказал Жира, и голос его звучал так, словно он кого-то уже оплакивал, хотя, конечно, женских забот у него накопилось, мама не горюй.
Хеннинен рассказал свою историю, но, в сущности, рассказывать было нечего, так, на абзацик, может, и наберется. В общем, полицейские запихали Хеннинена в машину и поехали в сторону ближайшего участка, но через пару кварталов вдруг завернули на заправку, остановились и сказали, типа, посиди тут на жопе и подумай, в какое место стоит ее употреблять, и ушли пить кофе минут этак на пятнадцать, что, по меркам Хеннинена, было ужасно долго, он и так уже к этому времени был на взводе от всего случившегося и неслучившегося за день, а потом они вернулись и просто отпустили его, сказали, мол, не хотим из-за какой-то вонючей дерьмовой шутки портить себе рабочее настроение, а потом еще добавили в качестве напутствия, что, типа, в следующий раз будут воспитывать с помощью подручных средств.
