— Я, наверное, все же пойду, полюбопытствую, чем они там занимаются, — вставая со стула, произнес Маршал. Жира высказал опасение наткнуться на труп. Хеннинен сказал: «Молчи, дурак!» и тут же сам демонстративно замолчал.
Дверь послушно открылась и так же послушно закрылась. Лестница возникла впереди как-то слишком уж неожиданно, видно, не успел еще отойти от недавнего нагромождения беспорядочных мыслей, а теперь уже стоишь на лестничной площадке, словно только что, сам того не заметив, принял важное и бесповоротное решение. На сером гранитном полу лежали отколовшиеся от стиральной машины кусочки эмали, похожие на лоскутки шкуры белухи. Повсюду валялись старушкины листовки и газетенки. «Мы все еще можем спастись», — было написано на одной из них.
Дверь в квартиру Габриэлы была открыта. Маршал вошел в узкий коридор с толстыми, как из мешковины, обоями, на которых со временем осел толстый слой всевозможной грязи. Воняло пережаренной рыбой. Где-то вдали слышалось неясное бормотание и четко различимые протяжные голоса. Маршал шел по длинному коридору, который вдруг как-то разом оборвался, словно бы на полуслове. Людей в комнате оказалось даже больше, чем можно было предположить. Какая-то бабка орудовала на книжной полке в спальне; женщина, которая держала старушку на лестничной площадке, теперь вместе с какой-то двадцатилетней девахой выкорчевывала из шкафа посудомоечную машину. Тростниковые жалюзи на окнах впускали свет в комнату ограниченно и полосками. Все были сосредоточенно заняты своим делом, в воздухе висели огромные пылевые пирамиды, похожие на грибы.
— Это, как его, — сказал Маршал.
Все повернулись посмотреть и словно застыли вдруг в этих неудобных позах, как будто всех застали врасплох. Повисла неловкая тишина, все продолжали смотреть, вынуждая тем самым что-то сказать. Самым безопасным в данной ситуации показалось обратиться к уже немного знакомой женщине. Мужика ее, похоже, не было.
— В общем, это, здрасьте еще раз.
— Здравствуйте, — ответила бабка из спальни. Она подошла очень неожиданно, и пришлось сразу же решать, продолжать беседу с первой женщиной или обнажать душу перед абсолютно незнакомым человеком, и, как только эта мысль проникла в сознание, она тут же овладела всем существом, лишив возможности двигаться и говорить. Три женщины смотрели с вызовом, словно ждали ответа: две помоложе из кухни и одна старая из спальни. Между ними и Маршалом образовалась некая густая пелена, которая словно бы отделила его от всего земного и вообще как будто отключила от времени: прошиб пот, в глазах зарябило, ни о каких решительных действиях не могло быть и речи, оставалось просто стоять и ждать, что произойдет дальше, и смотреть на этих серьезных, запыленных людей.
