Дома нашей округи мы сами разбили на квадраты: в чьей семье больше ртов, тому и квадрат побольше. Хозяйки знали нас как облупленных. Стоило появиться перед домом с сумкой на плече, и они, не дожидаясь, пока мы дрожащими голосками заведем свои песни-прибаутки, начнем притопывать и приплясывать, несли или горсть зерна, или ломоть хлеба, или щепотку соли. Мы честно отрабатывали подношения, размахивали руками-спичками под их вздохи и причитания.
— Хватит, уморились, бедненькие. — И страдающие глаза провожали нас до поворота.
Случалось, что нам не подносили. Но чтобы обижать — язык не поворачивался. Ведь ходили-то дети фронтовиков. Правда, у одной все-таки повернулся. Жорка, живущий через два двора от нас, рассказывал, что едва он постучал в окно, как она выскочила, костлявая, с огромной бородавкой на левой щеке, и давай орать:
— Кусочники, попрошайки, передоху на вас нету! Шастаете по чужим дворам, паразиты окаянные! — Бородавка, позеленевшая от злости, прыгала, как жаба, на щеке.
Жорка растерялся, продолжал испуганно пританцовывать на месте, а она напирала, бранилась, но он словно бы ничего не замечал, кроме бородавки, загипнотизированно таращился на нее и отступал, отступал, пока не свалился в яму для отбросов. Перепачканный, рванул без оглядки оттуда, а во след гремело:
— Еще раз увижу, собаку спущу! Кусочники, попрошайки бездомные!..
— Я знаю, почему она бесится, — сказал Куват. — У нее сын дезертир, недавно поймали.
Мальчишки были беспощадны, вынося свой приговор. Решили нарисовать на воротах фашистский крест.
— А писать что-нибудь будем? — спросил Петька, единственный среди нас, кто умел выводить буквы.
— А как же! Баба-яга костяная нога! Лучше не придумаешь.
— Подходит, — согласились все.
Только Жорка помотал головой.
— Надо написать: жа-ба!
Все согласились, что так действительно лучше.
С тех пор крест и эта надпись не сходили с ворот нашего врага. Напрасно стирали, соскабливали, закрашивали то и другое. Наутро крест и надпись: «ЖА-БА», еще более увеличенные, появлялись снова.
Вскоре семья Кувата переехала в село. Каждый из нас получил от него в наследство по два дома, где можно было колядовать.
Обычно мы с сестренкой ходили колядовать вдвоем, надеясь, что хоть кому-то что-нибудь да перепадет. При первой же возможности мы отправились к еще не знакомому нам высокому дому с резными наличниками и витиеватыми решетками, чтобы попытать счастья.
На стук из калитки вышел Потапенко. Я ожидал чего угодно, только не этого! Вот влипли! Сейчас заговорит до смерти. Я попятился, но он успел взять меня за руку.
