— Семья-то у нас получилась короткая. И года не наберется. Даже детей не успели завести. На фронт Петр отправился с первым призывом… А жили мы ничего, не хуже других, может, и лучше. Незлобив Петр по натуре, чтобы там пить или руки распускать — упаси боже. Всегда спокойный, тихонький, зря дурного слова не скажет. Иные ухари над ним посмеивались: какой, дескать, мужик, ежели без драки да балагурства. А он отвечает: по мне дело — так сурьезное, драка — так крупная, на пустяки себя тратить жалко.
— Превосходно, Анна Михайловна, превосходно! А кем работал Петр Иванович?
— Да вы ж, небось, знаете. Бригадиром-хлеборобом, как и я сейчас. Земля его понимала, слушалась, умел он с ней обращаться. Идти бы ему в гору, не произойди война.
— Вижу, любили его…
— Возможно, и любила, да времечко все смыло. От Васи у меня вон дети какие, институт скоро закончат, глядь, и внучата пойдут. Душа здесь установилась прочно, не стронуть.
— Что вы все — Вася да Вася, — поморщился Бородин. — Вот уж поистине — святая простота!
— А как же! Столько прожито-пережито вместе. Разве от этого хоть чуточку в сторону отойдешь?
Бородин поднялся, подхватил сумку и, втянув свою шею-антенну в плечи, шагнул к порогу.
— Пойдемте, Анна Михайловна.
— Куда еще?
— На съемку! Для телевидения что главное — человек в кадре. Хочу снять вас у памятника Селезневу и на его бывшем поле. Только орден свой наденьте. — И, видя, что она колеблется, легко сменил категоричный тон на просительный: — Пожалуйста, иначе никак нельзя!
Но ее не очень-то привлекала вся эта затея со съемками.
— Мне бы в правление зайти…
— Не беспокойтесь, с председателем обговорено.
— И потом я обед не сготовила. Вася, считай, всю ночь проработал. Механик он, трактор или еще что сломается — сразу до него бегут. Проснется — как же без обеда?
— Никаких возражений. — Бородин открыл дверь. — Часа через два будете свободны, тогда варите и жарьте.
Спустя несколько дней, когда выпали подряд выходные и праздники, из города приехали Маша и Андрей. Различие в их облике, что наблюдалось еще в детстве, стало заметней. Ростом Андрей сильно превзошел сестру. И размах плеч у него отцовский: ни обнять, ни обхватить. После аудиторий и городских проспектов дома ему казалось, тесновато, и он ходил как-то робко, бочком, словно боялся что-нибудь задеть и сломать.
У земли выходные и будни с людскими совпадают редко. Посеяли зерно, а дождей нет и нет. Земля сохнет, по ней, как говорят, хоть тройню роди, а воду приведи. Вот бригадир Селезнева и носится, будто угорелая, от водохранилища к полю и назад, улаживает конфликт между землей и небом. Зато сама домой едва заглянуть успевает. Благо, Маша дома, сделает все, что надо.
