Могучее слово — Ленин! Впервые прозвучав в монастырских стенах, оно пронзительным эхом отдалось в ушах ламы, словно хотело разорвать ему барабанные перепонки. Обычно спокойно дремавший даже при резких звуках гонга, Дашдамба на этот раз тотчас проснулся.
— Что это? — вскочил он. — Кто-то кричал? Эй, Дондок, поди-ка сюда!
Но Дондока и след простыл. Вместе с Буяном он уже бежал к реке, громыхая за спиной тяжелым кувшином. На берегу к ним присоединились Тогмид с Ойдовом.
Буян показал ребятам портрет Ленина.
— Посмотрите, какой у него большой лоб, какие добрые, умные глаза, — сказал он. — Ленин — хороший человек. Но чтобы знать, чему он учит, нам всем надо пойти в школу, выучиться грамоте. Разве не так?
Буян вопросительно посмотрел на Ойдова и Тогмида.
— Так! — твердо заявил Ойдов. — Что до меня, я бы пошел в школу.
— А я боюсь, боюсь ламу, — помявшись, сказал Тогмид. — Недавно он знаете как всыпал мне за то, что я со школьниками встречался? До сих пор все болит.
И он принялся наполнять водой свой кувшин.
Буян помог ему вытащить кувшин на берег.
— Послушай, друг, пойдешь с нами, и твой унзад-бакши тебя и пальцем тронуть не сможет.
— Как же, не сможет! Смотри, как он меня отделал!
Тогмид распахнул свой старенький дэл, и ребята увидели множество красных рубцов.
— Очень больно? — спросил Буян.
— Еще бы! Я даже заснуть не могу…
— Пойдем со мной к одному русскому. Он врач, он тебя мигом вылечит.
— Правда?
— Конечно! Он знаешь какой доктор? И еще вот что. Есть одно средство…
— Какое?
— Как только лама вздумает бить тебя, кричи что есть мочи: «Ленин!»
— Что ты! Он тогда совсем разозлится!
— Ну нет! Ламы этого имени ужас как боятся! Крикнешь — он сразу отстанет, вот увидишь!
Дондок с Ойдовом согласно закивали головами, и Тогмид, поразмыслив, решил присоединиться к товарищам — уйти из монастыря и поступить в школу. Уходить решили не мешкая, сегодня ночью.
Лекарь Дашдамба протер свои красные сонные глазки и, окончательно убедившись, что на полу у двери, где обычно спал Дондок, никого нет, стал спешно одеваться. Он уже не сомневался, что проснулся от крика «Ленин!», и это имя вызывало у него злобу и страх. Кое-как накинув орхимжу, Дашдамба заспешил к соседу. Цоржи-лама молился.
— Да будет благословен высокочтимый лама, — почтительно приветствовал его Дашдамба.
— Войдите, почтенный. И что это вам, уважаемый лама, не сидится дома в покое? — недовольно буркнул Цоржи, собиравшийся поспать перед службой.
