— Ну, Буян! У тебя все отлично! Скоро поедешь домой!
В ответ Буян широко улыбнулся. Доктор присел на край постели, легонько потрогал амулет, висевший на его груди.
— Давно собираюсь спросить: что это?
— Талисман, — потупился Буян.
— Какой? — заинтересовался доктор.
— Там у меня и бог, и молитвенник.
Буян вытащил из мешочка заветный портрет и показал его доктору.
Васильев крепко обнял его за плечо:
— Это не бог! Это учитель Ленин!
— Ленин? — неуверенно повторил Буян.
— Да, Ленин — наш учитель и вождь!
— Ленин… А что это за человек?
— Это — великий вождь мировой революции.
Буян насупил брови. Он не совсем представлял, что это значит — вождь мировой революции. Васильев, как всегда, пришел на помощь:
— Ты слыхал о Сухэ-Баторе?
— Слыхал. О нем рассказывал Соном-гуай. Он командовал Народной армией и был вождем революции, да?
— Верно. Так вот, Ленин был близкий друг и учитель Сухэ-Батора.
— Да ну?!
Буян посмотрел на портрет с таким великим почтением, так осторожно взял в руки, что Васильев ласково улыбнулся.
И вдруг Буян вспомнил того парня, что ехал по степи в «телеге без оглоблей». Ну конечно! Он кричал ему не «возьми еэвэн», а «возьми Ленина». Буян просто ослышался и все перепутал. Захлебываясь от возбуждения, он принялся рассказывать доктору, как нашел портрет, как прятал его, как ругали его отец и мать.
Васильев внимательно слушал его, а потом сказал:
— Тебе повезло, Буян. Ты родился и живешь в счастливое время. Сейчас каждый может овладеть учением Ленина, стать образованным человеком. Поступай-ка ты в народную школу, в ту, что открылась у вас в хошуне. Окончишь ее — поедешь учиться в Москву. Ну, разве это не замечательно?
…Приближалась осень. Хотон Сэнгэ перекочевал на высокие берега реки Тэл, ближе к горам.
Однажды утром, когда пригнали с ночного лошадей, Сэнгэ поймал недавно объезженного иноходца, подстриг ему гриву и надел новое седло и сбрую.
— Ну, сынок, — торжественно сказал он Буяну, — сегодня поедем.
— Куда?
— В монастырь, к учителю Цоржи. Станешь послушником, будешь читать священные книги.
— Я в монастырь не поеду, — тихо, но твердо сказал Буян. — Я хочу поступить в школу.
— Что ты, опомнись! — вступила в разговор Чимэддолгор. — Ты ведь будешь учеником ламы!
А Сэнгэ, отгоняя дым от трубки, грустно добавил:
— Да, несчастливые мы с тобой, мать. Сколько было детей — все померли. Единственный сын остался. Я все ждал, что он выйдет в люди — станет хувара́ком[30] — и будет у него достойная жизнь в монастыре, будет он вдыхать благовония, слушать звон колокольчиков…
