Листья опавшие (1970—2000 годы) | страница 11
На заседании секции прозы, начиная от Лобана, возводили меня в ранг «молодого талантливого». Только, думается, от всех этих похвал и вреда не будет, и пользы. Работу надо делать долго, и будет всякого: и легкого, и трудного, удач и неудач, дай Бог только здоровья и ясной головы.
***
На писательском собрании выступал Яцко, заместитель председателя Госкомпечати, и совсем серьезно требовал, чтобы мы, писатели, сами сокращали количество изданий на белорусском языке и больше издавалось русской классики и детской литературы. Цинизм или непонимание, что говорит?
***
Уже несколько дней, как лежит легкий снежок. Ветрено и холодно от настывшей земли. Хочется настоящего снега, а не дождя, грязи.
Вчера был у Ивана Антоновича. Он внимательно, до запятой, вычитал мою корректуру, не только свое вступительное слово, написал Сергеевой письмо с
замечаниями, чего не догадался сделать я. И все это сделано с чувством своего умения, значимости такой работы.
Когда я сказал, что в книге, возможно, повторяются некоторые детали, он между прочим заметил: есть и такое — в начале книги мальчик подводит под выстрел своего друга-собаку, а в конце книги сам уже стреляет в собаку.
Проводил меня на лестничную площадку, и когда я сказал, что только отнимаю у него время, ответил:
— Ничего. Когда-то и вы будете такое делать.
***
Михась Тихонович Лыньков, прожив жизнь, просил, чтобы фамилий Бровки и Лужанина не было под некрологом. Бровку, кажется, вписали по приказу сверху, потом сделали помпезный творческий вечер, где он, переполненный чувствами и счастливый, заговорился так, что назвал родным русский язык.
Лужанин на две недели слег в больницу.
***
Читаю в «Литературном наследии» Бунина, в первом томе, на 51 странице о белорусах, о нашем Полесье.
«Народ не понравился мне белыми зипунами, белыми бараньими треухами, белорусским жалким говором. Он был мне чужд сперва, а потом. Я нашел великую темноту невежества, бедность поразительную, жалкое подобие земледелия на болотных прогалинах лесов, лихорадки, колтун, цингу.»
И еще о чувстве, которое движет всем творчеством Бунина:
«...Я весь век под страшным знаком смерти, я несказанно боюсь ее» (ст. 284).
Он никогда не забывал, что временно живет на земле, ни о чем так не думал, как об этой пронзительной краткости человеческой жизни, подсознательно сопротивлялся ей творчеством.
***
Мороз под десять градусов. К вечеру крупно, пушисто пошел снег, его закручивало ветром по тротуару. Перед закатом выглянуло солнце, мутно-красное, со столбом — на холод. Природа по всем правилам готовится к Рождеству.