По-видимому, он не очень-то уважал супружескую постель и в походах, если прислушаться к тому, что пели его солдаты во время его триумфального возвращения из Галлии:
Прячьте жен —
ведем мы в город лысого развратника.
Деньги, занятые в Риме,
проблудил он в Галлии.
Гельвий Цинна, народный трибун, уверял многих, что держал в своих руках совершенно готовый, пересмотренный закон, который он должен был исполнить в отсутствие Цезаря и по его повелению, закон, дозволявший Цезарю жениться по его выбору на стольких женщинах, на скольких он захочет, лишь бы иметь наследников. А чтобы никто не сомневался в том, что он имел репутацию развратника, Курион-отец называл его в своих разговорах «мужем всех жен и женой всех мужей».
Это была, как нам хочется думать, клевета, но нельзя отрицать, что Юлий Цезарь обожал множество женщин.
В том числе и Клеопатру. И с первой минуты, как только ее увидел. Все способствовало тому, чтобы зажечь любовь в сердце будущего императора.
Друг, столь же скромный, сколь и физически сильный, Аполлодор удалился при первой же улыбке Клеопатры Цезарю.
Они остались одни… Одни в ту пору сладостных ночей, которые бывают только в Египте. Он перенес ее на постель, потому что она не могла еще стоять. Сидя подле нее, он каждую секунду жег ее маленькие ручки поцелуями.
Она улыбалась.
— И ты не боялась явиться ко мне таким образом? — наивно спросил он.
— Разве я ошиблась? — возразила она.
— О, нет!
— Птолемей убил бы меня прежде, чем бы позволил увидеться с тобой.
— Убить тебя? Такую прекрасную!
— Таково его убеждение, потому-то он и изгнал меня.
— Он глупец!
— Я тоже так думаю.
— Он зол!
— Я думаю то же.
— Негодяй и дурак, который должен быть строго наказан!..
Клеопатра на этот раз минуту колебалась. То было беспокойство совести. Этот глупец, этот негодяй был все-таки ее муж и брат.
Но уже дважды подтвердив слова Цезаря, могла ли она ему противоречить?
— Я думаю то же, — повторила она.
И вдруг, притворясь как бы испуганной странностью своего положения, она воскликнула, вскакивая с постели:
— Но я злоупотребляю твоей добротой, Цезарь. Я мешаю тебе.
— Куда ж ты хочешь идти? — возразил диктатор, тихо удерживая ее.
— Куда-нибудь, где я не стесняла бы тебя…
— Но разве я жалуюсь? И к чему ты говоришь мне о сне? Неужели ты думаешь, что я могу уснуть, увидев тебя? Останься!.. Останься, молю тебя!.. Нам еще нужно о многом переговорить с тобой. Для того, чтобы возвратить тебе трон, разве я не должен долго и много говорить с тобой?
