Гиперид не ошибался.
— Что сделать, чтобы убедить их? — думал он, испуганный этими пагубными признаками. — Что делать?
И чтобы рассеять зародившееся беспокойство, молодой адвокат, как будто отирая лоб, закрыл лицо платком.
Вдруг он вздрогнул при одном воспоминании.
— О! Да будет благословен гиметтский пастух! — Его совет в виде изображения совершенно обнаженной Фрины только сейчас был понят Гиперидом. В зале раздавался глухой шум, производимый разговорами судей.
Гиперид величественным движением руки заставил их замолкнуть. И обернувшись к обвиняемой, сидевшей около него на скамье, сказал ей:
— Встань, Фрина.
Затем, обратившись к гелиастам, проговорил:
— Благородные судьи, я еще не окончил своей речи! Нет! Еще осталось заключение, и я закончу так: посмотрите все вы, поклонники Афродиты, а потом приговорите, если осмелитесь, к смерти ту, которую сама Венера признала бы сестрою…
Говоря эти слова, Гиперид сбросил с Фрины все одежды и обнажил перед глазами всех прелести куртизанки.
Крик восторга вылетел из груди двухсот судей.
Охваченные суеверным ужасом, но еще более восхищенные удивительной красотой, представшей перед ними, — сладострастно округленною шеей, свежестью и блеском тела, — гелиасты, все как один, провозгласили невиновность Фрины.
Жаба Евтихий был посрамлен… его ярость удвоилась при виде радостной гетеры, свободно уходившей под руку со своим милым адвокатом. Исход процесса Фрины стал событием в Афинах.
Афинские куртизанки явились к Фрипе с поздравлениями.
Одна из них, Фивена, написала Гипериду письмо, сочиненное поэтом Альцифроном, в котором от имени всех афинских куртизанок было предложено воздвигнуть ему статую. Но Гиперид отказался от подобной чести, быть может потому, что в глубине души он считал Лизандра достойнее этой почести.
Во всяком случае, после подобного успеха, он, да простят нам это выражение, — встречал любовь на каждом шагу.
В тот день, когда он разошелся бы с Фрипой, каждая гетера сочла бы за счастье предложить себя спасителю всей корпорации…
Продолжим же историю жизни Фрины и рассказ о любви ее к Праксителю-ваятелю.
Праксителю достаточно было увидеть Фрину, чтобы представить ее смертным в виде богини любви. Говорят, сам Пракситель влюбился в свое создание, и продав оное, просил его за себя замуж. И никто не был оскорблен безумной страстью художника, видя в этом поклонении невольную почесть красоте богини.
По-видимому, со стороны Праксителя было бы гораздо проще жениться на модели, принадлежавшей ему. Но существовали причины, почему ваятель не хотел этого союза, — серьезные причины, которые мы объясним впоследствии. Как женщина, Фрина была совершенством красоты, но ей недоставало выражения, которое художник вынужден был заимствовать у другой женщины…
