И хотя Андроник признался, что он оставил свое сердце в Аквитании, он с такой страстью отвечал на ласки египетской царицы, о какой она и не мечтала. Это правда, что сердце ничего не значит в известном роде нежности и что в возрасте Андроника было бы больше, чем добродетелью, — было бы поистине героизмом противиться созданию, обладавшему всею обольстительностью красоты и всем могуществом власти.
Каждый вечер он любил по повелению египетской царицы.
По повелению — выражение совершенно точное. Однажды она ему сказала: «Я хочу, чтобы ты меня любил!» — и он повиновался.
В течение трех недель он исполнял обязанности официального любовника.
Странное смешение распутства и гордости! Иногда, когда он приближался к ее изголовью, погруженная в важные размышления, она даже не поднимала головы…
И он должен был оставаться безмолвным и неподвижным, ожидая, чтобы она заметила, что он здесь.
Наконец, она его замечала; забыв заботы настоящего и будущего, царица становилась женщиной и женщиной алчной до наслаждений. Ее огненный взгляд впивался в любовника… Но даже в минуты самого сладостного упоения, в минуту самого пылкого восторга, она заставляла этого любовника уважать то расстояние, которой отделяло его от царственной любовницы.
Понятно ли?.. Она принадлежала и не принадлежала ему.
Нужно было быть двадцати пяти лет от роду, чтобы платить такой постыдной подчиненностью за несколько часов неполного блаженства.
Андроник имел эту смелость и эту силу три месяца.
Галлы были крепкие люди!
Между тем львенок, как называла Клеопатра своего брата и мужа, все с большим и большим нетерпением переносил удаление от своей сестры и супруги во дворец Антирод.
Однажды, во время упражнений египетских солдат, прибежавшие невольники объявили о прибытии царя.
Она — сама грация — пошла ему навстречу.
Он хотел присутствовать при новых маневрах, они были нарочно для него начаты. В то время, когда их исполняли, Клеопатра заметила, что он не спускал глаз с Андроника.
Через некоторое время царь и царица остались одни в отдаленной комнате.
— Клеопатра, — без вступления сказал Менней, — я ненавижу Андроника, одного из тех галльских стрелков, которых дал тебе Цезарь.
— А! — холодно сказала она. — Почему ты его ненавидишь?
— Потому, что ты его любишь.
Она пожала плечами.
— Разве Клеопатра может любить солдата? — воскликнула она.
— Итак, чтобы доказать, что я ошибаюсь, — возразил царь, — отдай мне этого человека.
— Возьми его! — отвечала Клеопатра. — Возьми и его товарищей. Они мне уже бесполезны, мои египтяне стреляют теперь не хуже их.
