— Про Анку? — требовательно перебил Алеша.
— Надя сказала твоей матери, что Анка беременная. Анка ей сама призналась… Прибегала: как быть?
— Анка?
— Прибегала советоваться. Все ж таки врачи… Хоть и зубные…
— Наговаривает!.. Наговаривает она на себя!
— Возможно… Сказала, как его зовут.
— Кого?
— Который ребенка сделал.
— Как зовут его?
— Константин какой-то.
Степан рассказывал сам, похоже, ошеломленный новостью. И, видно, не отдавая себе отчета в том, что помогает Алеше оторваться от Анки, да так, чтоб не оглянуться… Спасибо тебе, Степан. Ты не понимаешь, что во вред себе говоришь, но ведь новости — они для того и новости, чтобы их тут же распространять! Особо те, что людей порочат. Как же! Слободка знает это от века. И Степан говорит, не удержался…
А, может, Степан сочувствует? Может, правду пишут, что любовь делает людей лучше? И Степан стал выше и лучше самого себя, потому что любит Надю с веснушками, забрызгавшими ее лицо… Любовь возвышает…
Уже под дубом, возле самых Анкиных ворот, Алеша остановился. Чтобы легче стало дышать… Двести лет рос на земле этот дуб… Для чего? Будет на качелях, подвешенных когда-то Сергеичем, качаться Анкин ребенок…
А зачем ты примчался под этот дуб, Алеша? Чего ты прибежал сюда? Он боялся за Анку. С ума сойти, но он жалел ее. Засудачит слободка — не остановишь. Ей теперь лучше носа из-за калитки не показывать, Анке.
Об этом он подумал уже у калитки прежде, чем застучать в нее. Долго никто не открывал, не подходил, не спрашивал, кто здесь и зачем, и он, начав стучать осторожно, осмотрительно, теперь нервно колотил в безвинные доски…
Калитка распахнулась неожиданно — не услышал он никаких шагов из-за шума, созданного им самим. Он увидел Анку не в малиновой кепочке, а в большом платке, наспех накинутом на плечи, и медленно опустил руки.
— Ты? — спросила она недобро.
Он улыбнулся — и насмешливо и смущенно:
— Ну, я… Не видишь, что ли?
— Уходи!
— Куда? — спросил он, качнувшись.
— Пьяный?
— Вот тебе раз!
— На ногах не стоишь, а врешь! Уходи! Прошу… Не хочу, чтобы нас мусолили…
— Аня! — нежно сказал он. — Голова закружилась, а вообще-то я не пьяный! Шестью шесть — тридцать шесть… Девятью девять — восемьдесят один… Пожалуйста!
Анка нетерпеливо задохнулась:
— Перестань! Паяц! Ты чего явился?
Алеша покрутил головой, пожал плечами:
— Просто так…
— Чего тебе нужно? — крикнула она озлобленней.
— Ничего… Может быть, я тебе нужен?
— Не нужен. Уходи! Я тебе третий раз повторяю.
