— Ну что ж, — засмеялась и Анка. — Может, она права.
Да-а… Не получается разговора, подумал он, хоть умри. Вот сейчас возьмет и скажет об этом Анке. Скажет, у него дикое ощущение, будто они разучились разговаривать друг с другом Почему?
— Алеша, о чем мы? — спросила Анка.
Она всегда опережала его.
Ответить, о чем он думал сейчас? Но, оказывается, он не хотел по ее воле и команде развязывать язык, освобождаться от этой внезапной скованности. Предельно ясно он почувствовал вдруг желание и необходимость все держать в своих руках.
— О чем? Как о чем? Выясняем статус-кво, которое тебя не устраивает. Что было, что стало…
— А что?
— Ты артистка, я рабочий…
— Балда ты, — вдруг обыкновенно сказала Анка, своим прежним голосом, от которого он вздрогнул. — Меня не устраивает! Думай так, если хочется… Не в этом дело! О чем мечтали, а к чему пришли?
— То есть? — не понял он. — Ты что, недовольна своей судьбой?
— Я жизнь повида-ала, — протянула Анка.
Он как раз закуривал снова, задержал спичку в руке и даже поднес поближе к ней.
Анкины брови поднялись высоко на лоб, не всползли, а взлетели. Она улыбнулась. Улыбались ее глаза, всегда уверенные в своей правоте, а сейчас странные. Он ждал, что она еще скажет. Спичка тлела в его руке. Анка молчала. Поулыбавшись, воскликнула весело:
— Ого, сколько я повидала!
По этой ее веселости, как бы изнутри подхлестнутой, он понял, что предчувствия не обманывали его. Беда у нее, беда! Даже маленькие неприятности вызывали у Анки веселое возмущение миром. Но сейчас сквозь улыбку слова звучали так, будто она смеялась над собой, не знавшей, не понимавшей этого мира раньше… Какая у нее беда? Ему хотелось узнать и не хотелось. Вдруг открылось, почему он боялся увидеть Анку. Услышит, узнает такое, чего уж не поправить, и мир рухнет!
Никаких бед. Хватит. А в том, что было, она сама виновата.
Алеша быстро спросил, и голос его неузнаваемо охрип при этом, еле продрался сквозь эту хрипоту:
— Ты зачем уехала? Почему? Ну!
Анка молчала.
— Ну! — повторил он. — Сама не знаешь?
— Знаю, — спокойно ответила Анка, без гнева и обиды, даже смиренно.
— Ну!
— Все просто, Алеша… Мешать тебе не хотела…
— Мне?
Анка помолчала, склонив набок голову. Глаза привыкли к темноте, и он видел ее.
— У тебя своя радость — институт, — сказала она. — А у меня — своя беда… Отец! И уехала я из-за него. Ради него… Не могла смотреть, как он пьет, спит на скамейке возле дома… Помочь хотела ему… Давно хотела, мучилась… Думала, вот кончу школу… И… Я уехала для него. И для тебя.
