Батя вышел из сараюхи и присел на крыльце с самокруткой в коричневых зубах — ни разу не видел Алеша, чтобы батя закурил что-то готовое, сигарету или папиросу. Мать выпрямилась в огороде, увидела батю, дымившего самокруткой в ожидании завтрака, подошла, приткнула лопату к сухой стене летней кухоньки — стена вся была в пятнах и полосках от держака.
Батя мрачно смотрел себе под ноги… И вдруг сказал:
— Все ж таки цветы были, Оля!
Оказывается, не просто под ноги, а на землю у крыльца смотрел батя. Он всегда сажал здесь георгины, львиный зев и ночную фиалку. Вечерами сутулая, с помятыми плечами, фигура бати темнела на крыльце, а из сумрака пряно тянуло душистыми запахами. Нынче мать подвела помидорные грядки к самым ступеням.
Вот батя и загоревал…
— Помидоры тоже цветут, — ответила мать.
— Так не пахнут! — усмехнулся батя, приминая пальцами жесткие усы. — Пых-пых…
— Нашел работу — нюхать! — посмеялась и мать, скрываясь в кухоньке.
— И красиво было! — сказал батя.
— Я тебе бумажных наделаю, еще лучше! — крикнула из кухоньки мать. — И красиво и не вянут! Это да!
Она была мастерица цветы делать… Узловатыми пальцами, про которые сама говорила, что кольца на них уже не наденешь, склеивала, сшивала из накрахмаленной марли даже мелкую сирень. На продажу…
— В гроб сделаешь, — проворчал батя так, чтоб она не слышала, и опять посмотрел под ноги и сплюнул.
Будут здесь цвести помидоры… Их цветок — неказистый и непахучий — имел для матери свою цену. Для нее все цвело и плодоносило рублями, которые она молча складывала в уме. А где хранила? Ни батя, ни Алеша не знали… Может, в погребе? Может, на чердаке?
У нее все было на ключах…
Сколько он попросит? Двести, даже триста… Для дела.
Конечно, она изречет что-нибудь такое, против чего фраза «молоко на губах не обсохло» — пенье соловья. А он все вытерпит, оденется в броню. Молоко… Он невольно вытер губы и приостановился в напряжении.
Мать услышала его шаги и окликнула веселым голосом:
— Алеш! Смотри, вот байстрюк!
Уцепившись коготками за край миски, в которой горбились куски хлеба, в кухне сидел воробей и клевал крошки. Он пугливо вертел головой и подскакивал от каждого шороха. Мать попыталась захлопнуть дверь, но воробей тут же зашумел крыльями и выпорхнул.
— Сейчас опять прилетит, такой шустрый. Встань тут. Закроешь, мы его попугаем.
Алеша обрадовался возможности подыграть ей. Воробей слетел с ветки, попрыгал по земле у порога и опять юркнул в кухню. Алеша толкнул дверь. Попался!
