Эвелин побрела за ним, рассеянно посматривая под ноги, ошеломленная и расстроенная тем, что рассказал ей Фарух, настолько ушедшая в свои мысли, что не обратила особенного внимания на сцену, произошедшую у подножия холма. На обочине дороги стояли двое мужчин с каменными, тяжелыми взглядами — что было не так уж необычно: с тех пор как началась эта война, ей частенько доводилось видеть такие жестокие лица. И все же было в них что-то, не связанное с оживленной деятельностью в городке: они смотрели прямо на нее, затем один из них уселся в машину и резко тронулся с места, а второй, на мгновение встретившись с ней взглядом, поспешно скрылся за развалинами ближайшего дома.
— Так вы поймали его или нет?!
Он уехал из Багдада уже четыре года назад, но, несмотря на способности к языкам и старания, на его арабском словаре и произношении все еще сказывались годы, проведенные в Ираке. Вот почему люди, выделенные для работы с ним — под командой Омара, с которым он разговаривал, — все до единого были с востока его новой родины, недалеко от границы с Ираком, где они участвовали в контрабандной переправке оружия и людей в обе стороны. Два языка очень похожи — вспомните о жителях Калифорнийской долины, говорящих на искаженном диалекте истэндских кокни Лондона. Однако разницы между ними было достаточно, чтобы вызвать неточность и недопонимание.
А этого быть не должно.
Он гордился своей точностью, терпеть не мог малейшей небрежности и ненадежности. И по растерянному тону Омара сразу понял: его терпение будет подвергнуто серьезному испытанию.
Последовала минутная пауза, затем в его мобильном телефоне прозвучал сдержанный ответ:
— Нет.
— Что значит — нет?! — негодующе прошипел хаким, сдергивая хирургические перчатки. — Почему? Где он сейчас?
Омар не был трусом, но в его голосе прозвучали заискивающие нотки;
— Он очень осторожен, муаллим.
По обе стороны от границы работающие с ним люди всегда называли его так — муаллим, наш учитель. Униженное обращение со стороны слуг к своему господину. Правда, он не слишком обременял себя их обучением, ему было достаточно, чтобы они умели исполнять его приказания и при этом не задавали вопросов. По сути, это было не учение, а натаскивание, тренировка, и главным стимулом являлся страх.
— У нас не было никакой возможности, — продолжал оправдываться Омар. — Мы проследили его до Американского университета, там он заходил на кафедру археологии. Мы ждали его снаружи, но он воспользовался другим выходом. Наш человек следил за воротами, выходящими на море, и видел, как он вышел и взял такси.
