Возбуждение, поначалу легкое и радостное, по прошествии некоторого времени наливается вязкой тяжестью, от которой больно вискам. Румянец на щеках Вострецова и Двоеглазовой сменился апоплексической багровостью, глаза их потускнели, добытая информация не давала дышать, распирала и жгла. А Кувалдин ни о чем не спрашивал, не поднимал головы, не проявлял никакого интереса, сидел и, как дурак, карябал, скотина безмозглая, в своем блокноте. Будто дело делает, будто он один работает, болеет за все, а другим наплевать, другие вместо того дурью маются, ходят взад-назад в такую погоду!
— Да что же он там пишет все время? — в сердцах закричал Вострецов. — Как по работе — не может, неграмотный! А тут… Желательно знать, и очень! Следует выяснить!
— На нас докладную в обехаэс, — обмерла Двоеглазова. — Ясное дело — на нас! Сидит тут, подслушивает, сам помалкивает!
— А ну, покажи, что сочиняешь? — велел Вострецов.
— Я не сочиняю, — испугался Кувалдин, закрывая блокнот. — Я так… просто так… для себя самого…
— Покажи, если «так», чего прячешь! — моментально блокнот оказался в хватких руках Двоеглазовой, которая тут же подала его Вострецову.
Вострецов старательно натянул очки, хмыкнул и со свистом всосал не к месту высунувшуюся тощую улыбку. Он всосал ее, как макаронину, разом, и теперь ее не было и быть не могло.
Отодвигая блокнот все дальше и дальше от своих дальнозорких глаз, Вострецов разглядывал его долго и подозрительно, а Кувалдин издали видел, как съеживаются, жмутся друг к другу, сгибают спину и цепенеют под взглядом безротого человека беззащитные палочки и завитки. Они сделались теперь похожими на уныло сколоченный забор. Техник-смотритель ежил свой бывалый лоб, Двоеглазова сопела ему в ухо, потом они одновременно подняли вспотевшие лица от блокнота, и Вострецов слегка растерянно, но достаточно строго спросил:
— Это — что?
— Ты… это… зачем… это? — с изумлением поддержала его Двоеглазова.
Разлилась и набрякла тишина.
— Шифр! — вдруг догадался Вострецов и просиял. — Товарищ Двоеглазова, тебе ясно? Ах ты, Кувалдин, ах ты, гриб мореный! Двоеглазова, звони участковому товарищу Козлову.
В голосе Вострецова звучало что-то похожее на восторг, и это больше всего напугало Кувалдина.
— Что вы? За что?
— Смотри ты — «за что»! — ласково сказала Двоеглазова, вся засветившись. — За то, миленький, что ты аферист. Правильно я, Виктор Иванович?
— Точно. А тебя, Кувалдин, мы сейчас сдадим, куда надо.
— Что я сделал? — совсем уж тихо спросил Сергей Фомич. — Объясните, пожалуйста.
