Ночью наш состав прибыл на восьмой путь Казанского вокзала, и через час, едва-едва успевая, я нырнула в последнюю электричку.
Над Москвой сияла полуночная заря…
НЕ НАДО ГОВОРИТЬ ВСЁ!
— Гурий Палыч, — представился он, и кивнул на стул перед собой. — Присаживайтесь.
«Следователь Волкоедов» было написано на двери кабинета, у которого толпился народ.
Пока я шла от ЗАГСа, представляя, как буду знакомить милицию со своим вещим сном, у меня подкашивались ноги. Уже на лестнице РОВД я вдруг сориентировалась: рассказывать абсолютно всё — верный признак недалёкого ума, если не сказать — безумия. А милиции нужны факты.
— Итак, — усаживаясь, внимательно поглядел на мою грудь и ноги капитан Волкоедов. — Что вас привело сюда?..
Я молчала, не зная, как лучше преподнести то, что узнала. Информация требовала разъяснения…
Волкоедов молча записал мои путаные показания и сказал:
— Проверим… Итак, Чаплина Марина Викторовна намеревалась заключить брак с Перетятько Юрием Сергеевичем? А к вам пришёл её искать Максим… А фамилия… а отчество?.. А где проживает?..
Я надолго задумалась.
— Так… я не знаю, — покрывшись краской стыда, призналась я.
— А вы не могли поинтересоваться? — вопросил Гурий Палыч и сжал губы так, что на его лице начисто пропал рот.
— Могла, — задумалась, потом согласилась я. — А он бы мне сказал?
— Вот листок, напишите его приметы, — положив передо мной бумагу, потребовал следователь.
Так как я пишу с ошибками, мне пришлось долго размышлять над каждым словом, но Волкоедову, похоже, вся эта информация была не очень-то нужна, он подчёркнуто сухо попрощался со мной.
«Какой! — подумала я. — Наверное, не женат».
И вежливо откланялась.
ПРЫЖОК — В ПРОШЛОЕ
Я вышла из РОВД и свернула в сторону горбольницы. В толпе людей на тротуаре я заметила Максима. Мне показалось, он делает вид, что не узнаёт меня… Мне вдруг стало стыдно — я ведь ничего не знаю о нём! Он мог быть другом Маринки, в конце концов!.. Мало ли, что я увидела во сне… Мало ли, что в ЗАГСе лежит её заявление с каким-то Перетятько?..
— Как Марина?.. — спросила я, догнав его.
— Почти умерла, — отвёл глаза он и пошёл дальше.
Я шла и плакала в такт биения сердца.
— Станция Ложь, — повторяла я пока не подошла к главному корпусу.
Жёлтые листья больничных деревьев… служебная дверь. Я дождалась, пока она откроется, и вошла следом за санитаркой с биксами. Реанимация — самое закрытое отделение. Причём закрытое всегда. Туда невозможно проскользнуть ни под каким предлогом, даже за взятку. Может быть, это везение, но я тихо шмыгнула в соседнюю кардиологию и по служебной лестнице прошла внутрь реанимационного отделения. Я увидела на двух соседних кроватях — маленькую девочку, которая с хрипом устало посмотрела на меня, и тебя, Маринка… Ты лежала у окна с трубкой, торчавшей и подключённой к аппарату: за тебя дышал «Сименс» — ярко-красный и не страшный.
