И он пустился в длинные объяснения. Грундо по-прежнему слушал как зачарованный. Я сидела и разглядывала их обоих. Грундо – бледный, конопатый, с длинным носом, а мой дед похож на классическую античную статую. У деда нос тоже довольно длинный, но при этом все его лицо настолько пропорциональное, что этого как-то не замечаешь. И голоса у обоих низкие, только у Грундо – хриплый и скрежещущий, а у моего деда – звучный и раскатистый.
«Они нашли друг друга!» – подумала я. И снова порадовалась, что захватила с собой Грундо.
В то же время я начала понимать, в чем была беда моей матери. Если бы мой дед был просто холодный, жесткий и неприветливый, все было бы куда проще: она могла бы ненавидеть его, да и дело с концом. Но беда в том, что дед, помимо всего прочего, был из тех людей, кому хочется угодить. Было в нем некое особое величие, которое внушало мучительное желание добиться, чтобы он думал о тебе хорошо. Вскоре мне уже отчаянно хотелось, чтобы он прекратил разговаривать с одним только Грундо и обратил внимание на меня – или, по крайней мере, не относился ко мне с таким неодобрением. Наверное, мама чувствовала то же самое. Но я понимала, что, как бы она ни старалась, с точки зрения своего отца, она была чересчур мягкосердечна и эмоциональна, и потому он обращался с ней с крайним презрением. Меня он презирал за другое. Я сидела за столом, и мне было мучительно больно от осознания того, что я – придворная с головы до ног и что я изящна, хорошо воспитана и приучена оценивать людей с первого взгляда, так, чтобы иметь возможность использовать их недостатки; и я видела, что мой дед не испытывает к таким людям, как я, ничего, кроме презрения. Это было действительно обидно. Грундо, может, и странный, но он не такой, как я, и моему деду он понравился.
И я испытала огромное облегчение, когда нам наконец разрешили встать из-за стола и выйти из этой высокой холодной комнаты. Дед вывел нас наружу через парадную дверь, навстречу яркому солнцу и чистому, холодному воздуху. Пока я стояла, моргая на солнце, дед спросил у нас:
– Как вы думаете, где лежит красный дракон?
Мы с Грундо переглянулись – и неуверенно указали в сторону самых далеких бурых гор, вы тянувшихся на горизонте туманной зубчатой цепью.
– Верно, – сказал дед. – Это часть его спины. Сейчас он спит. Пробудится он только в случае крайней нужды, и разбудить его смогут лишь те, кто знает, как это сделать. Дракон не любит, чтобы его будили. Последствия обычно бывают очень серьезные. То же относится и к белому дракону Англии. К нему взывают на свой страх и риск.
