Встав, я посмотрел сперва в одну сторону, потом в другую. На дороге было пусто, впереди раскинулось поле, засеянное молодой пшеницей. Еще зеленой, хотя и уже высокой. Получалось, сейчас примерно начало лета. По посевам я не то чтобы был спец, но приходилось выезжать в поля. Наш директор был тесно знаком с одним председателем колхоза, отчего детдомовцы частенько все лето проводили в этом колхозе. Но зато зимой было что кушать. Я был в курсах, что не всем детдомовцам нравилось в деревне, но мне там было интересно, поэтому выезжал я на посевные и уборочные с удовольствием.
Тягуче сплюнув на пыльную дорогу, я вернулся к корзинам. Подхватив их, приблизился к опушке и, устроившись в густых кустах, стал готовить поляну. Стянув с обеих корзин куски ткани, один подстелил под задницу, а другой использовал, как скатерть.
— Тек-с, посмотрим, что там есть.
При первом заглядывании я только и рассмотрел бутылку в одной из корзин да несколько яиц, сейчас же, выкладывая снедь, прикидывал, что съесть сейчас, что оставить на потом.
В корзинах была схожая крестьянская еда: по бутылке с молоком, по краюхе хлеба, завернутых в грубую холстину, сало. В одной корзине простое соленое, в другой копченое. Ещё яйца, пара пирожков с картошкой и луком, перья зеленого лука, в маленьком пакетике соль, по головке лука, немного чеснока. В общем, обычная и простая еда. Помидоров и огурцов не было.
Вставала проблема с ножом, его в корзине не оказалось. Видимо, те, кому несли снедь девчушки, имели свои тесаки. А как мне тут быть? Вздохнув, я завернул сало обратно и стал, отламывая куски хлеба, запивать их молоком из одной из бутылок.
Я уже почти закончил, когда услышал перестук копыт и скрип телеги.
Быстро пригнувшись, хотя с дороги меня заметить было не возможно, я отставил бутылку в сторону, снова заткнул ее кукурузной кочерыжкой, положил остатки хлеба обратно в корзину и, стараясь не шуметь, скользнул к дороге.
Осторожно выглянув из-под куста, присмотрелся.
— Все-таки наш мир, — вздохнул я, видя впереди крах своих надежд. По дороге действительно ехала телега, причем управлял лошадью каурой масти самый настоящий старинный милиционер. В смысле, в старинной форме. Он был в синих галифе, в начищенных сапогах, в белой гимнастёрке с четырьмя треугольниками в петлицах. Так называемая старшинская «пила», я знал, что это было за звание. На кожаном поясе на пояснице была видна застегнутая кобура коричневого цвета. Про фуражку с красной звездой уже и не говорю.
