Лекса покоробило напоминание о позорном для него происшествии, но он знал: прояви он возмущение или злобу, это еще больше уронит его в глазах отца и сослужит ему дурную службу. И потому Якут-младший почтительно склонил голову, с трудом подавляя раздражение, чтобы оно не проявилось в интонации.
— Я твой верный слуга, отец. И я не жду от тебя никаких подарков. И не прошу ничего, кроме твоего доверия и благосклонности.
Якут усмехнулся:
— Говоришь как политик, а не как солдат. Мне в моем положении, Алексей, не нужны политики.
— Я солдат, — поспешил заверить его сын, поднимая голову и наблюдая, как отец продолжает кочергой ворошить поленья; одно развалилось, выбросив сноп искр. Искры, потрескивая, гасли, и только это потрескивание нарушало тяжелую тишину, повисшую в комнате. — Я солдат, — повторил Лекс. — И я хочу служить тебе, отец, клянусь.
Насмешливое хмыканье, но на этот раз взлохмаченная голова повернулась, и Якут через плечо посмотрел на Алексея:
— Клянешься, сынок. Я не верю словам. Но в последнее время слышу от тебя только слова и не вижу никаких дел.
— Как я могу что-либо предпринимать, если ты держишь меня в неведении? — Когда пылающие огнем глаза прищурились и застыли на нем, Лекс поспешил добавить: — На территории я случайно столкнулся с воином, он рассказал мне, что недавно было убито несколько G1. Он сказал, что Орден связывался с тобой, чтобы предупредить об опасности. Отец, ты должен был рассказать
мне об этом. Как начальник твоей охраны, я заслуживаю того, чтобы получать информацию
— Заслуживаешь? — прошипел Якут, едва разжав зубы. — Алексей, пожалуйста, скажи мне, с чего ты взял, что ты чего-то заслуживаешь?
Лекс молчал.
— Нечего сказать, сынок? — Губы Якута растянулись в глумливой усмешке. — Несколько лет назад одна глупая женщина так же, как и ты, пыталась убедить меня, что она чего-то заслуживает, пыталась пробудить во мне чувство долга. Возможно, даже милосердие. — Якут рассмеялся, отвернулся к камину и продолжил ворошить угли. — Не сомневаюсь, ты помнишь, чем это для нее закончилось.
— Я помню, — осторожно подтвердил Лекс, удивившись, что у него мгновенно пересохло в горле.
Словно саламандра, из огня в камине возникли картины прошлого.
Север России, студеная зима, он — маленький мальчик, ему едва исполнилось десять, и он единственный мужчина в их маленькой семье. Кроме матери, у него больше никого не было. Она единственная знала, какой он, и любила его, несмотря ни на что.
