— Я обязательно приеду, бабушка, — прошептала она и вернулась к строчкам постскриптума.
Написаны они были как будто другой рукой, слабой и неуверенной. Саманта сообщала, что немного приболела и в ближайшее время ложится в больницу, а потому просила внучку не беспокоиться, если от нее некоторое время не будет вестей.
Черт! Линда попыталась вспомнить, не звонила ли Саманта после письма. Нет, кажется, не звонила. А если бы звонила в ее отсутствие, Кельда обязательно сообщила бы. В крайнем случае позвонил бы кто-то из родственников. Разумеется, все в порядке — бабушка просто ждет от нее ответа и наверняка волнуется.
Еще раз пообещав себе позвонить в Анаконду первым же делом утром, она положила письмо как знак напоминания на прикроватную тумбочку и попыталась уснуть.
Однако червяк беспокойства уже пробрался внутрь и теперь все настойчивее напоминал о себе тревожными мыслями.
Как можно быть такой невнимательной, такой черствой!
Как можно винить в равнодушии чужих, посторонних людей, если ты сама забыла о самом близком!
Как можно быть такой эгоистичной, такой зацикленной на своих проблемах, когда в далеком городке живет старая женщина, нуждающаяся в твоем внимании и заботе!
Проворочавшись еще с полчаса, Линда наконец уснула, но и во сне не нашла покоя.
Ей снился отец. В последний перед смертью месяц он сильно ослабел и почти не вставал, но во сне Майкл Моррисон шел с ней по цветущему саду, с гордостью показывая новый сорт роз. У обложенного камнями небольшого пруда, посредине которого возвышался искусственный островок с пинией, он остановился и, повернувшись к Линде сказал:
— Это дерево посадил твой прадед. Четыре поколения Моррисонов заботились о нем, дочка. Теперь пришел твой черед. Не дай ему умереть.
Телефон Саманты Стоукросс не отвечал. После нескольких попыток Линда положила трубку и задумалась. Она уже не сомневалась — что-то случилось, но упрямо отгоняла нехорошие, темные мысли. Лучший способ развеяться — пройтись по магазинам, и Линда отправилась на Центральный рынок.
Рынок представлял собой громадный конгломерат продуктовых ларьков, торгующих мелкими поделками киосков и мясных лавок. Здесь продавали дешевые побрякушки и сладости из Мексики. И хотя двери только что открылись и продавцов было пока еще больше, чем покупателей, в воздухе уже плыл тяжелый, всепобеждающий запах масла и жареной пищи. Пробираясь между рядами, Линда ловила обрывки испанской речи, долетающие скорострельными очередями. Какой-то мясник аккуратно раскладывал на выложенном льдом подносе освежеванные козьи головы; рядом уже лежали готовые к продаже бычьи хвосты. В дальнем углу за раскладными столиками сидели старики, неспешно потягивая густой черный кофе и перекусывая мексиканскими пирожками.
