Пушкин целился в царя | страница 89



, как существо, которому посвятили всю жизнь») – все это создает впечатление искусственности, какой-то внутренней фальши, литературщины, почерпнутой из бульварных романов. Может быть, французы в то время именно так изъяснялись в доверительных письмах. Мы не имеем возможности проанализировать стиль эпистолярного жанра той эпохи. Но в таком стиле мог писать, очевидно, человек, находящийся под влиянием художественной литературы того времени. К Дантесу, как мы знаем, это не относится. Тогда остаются только два варианта. Первый: редакторская правка госпожой Витале писем Дантеса изменила их до полной неузнаваемости, чем свела их ценность как исторического документа до ничтожно малой величины. Второй: письма Дантеса были составлены не им (и возможно, значительно позже тех дат, которые на них обозначены) и потом старательно переписаны его рукой. Они стали своего рода «алиби», подтверждающим чистоту помыслов и благородства дуэлянта, сошедшегося в роковой день на Черной речке с великим русским поэтом.

Ведь с годами Геккерны-Дантесы все более осознавали, в какую историю они, вольно или невольно, влипли. И поэтому нет ничего удивительного, что именно «нужные» письма, именно с «нужными» датами тщательно хранились на соответствующих чердаках потомков Дантеса. И они дождались нужного человека: искренне любящего русскую литературу XIX в., но генетически связанного с западной культурой. Это – Серена Витале. Она интерпретировала попавший в ее руки бесценный материал в полном соответствии с западной литературной традицией (можно сказать, в ключе Мопассана, Бальзака или Флобера). Молодой человек, от которого женская половина общества (неважно какого – буржуазного, аристократического) без ума, влюбляется в замужнюю женщину. Та разрывается между долгом и страстной влюбленностью, возникает набивший оскомину треугольник. Варианты разрешения конфликта просчитаны до деталей. Короче говоря, литературный штамп до «последней пуговицы». Но это не интересно. Да мы и не настаиваем на версии фальсификации писем. Ведь даже если принять, что Дантес и Наталья Николаевна действительно увлеклись друг другом (а почему бы и нет?), то это совсем не означает, что они выпали из игры, затеянной Николаем Павловичем. Суть же игры заключалась в том, чтобы отвлечь внимание двора и приближенной к нему части общества от того настойчивого интереса, который император проявлял к жене поэта. Кукловоды для маскировки вытолкнули на авансцену Дантеса. Он вполне искренне мог войти в образ влюбленного. Но все мы знаем с детства, что если Мальвина и Пьеро из «Золотого ключика» А. Толстого любят друг друга, они все равно остаются марионетками Карабаса Барабаса, хотя это обстоятельство несколько осложняет жизнь всем участникам событий. Даже если на секунду предположить, что Наталья Николаевна действительно серьезно затронула сердце Жоржа Дантеса, то следует признать, что это сердце было довольно своеобразным. Чувства к прекрасной Натали отнюдь не мешали Дантесу волочиться (и не без успеха) за другими женщинами. При первой опасности, нависшей над его карьерой, Дантес быстренько вступает в брак с родной сестрой «дамы сердца». При этом многие пушкинисты, и в том числе симпатизирующая Дантесу Серена Витале, ссылаясь на Геккерна-старшего, не без оснований подозревают, что «влюбленный» в Натали Дантес спокойно сожительствовал с Екатериной Гончаровой, когда еще и не помышлял о браке с ней