Итак, наступает новый 1834 г. Пушкин 1 января, оставшись наедине со своим дневником, записывает: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Данжо». Пушкин беспощадно откровенен – никаких иллюзий, никаких поблажек своему самолюбию. Царя интересует Наталья Николаевна.
И тут же запись, казалось бы, совершенно не связанная с личными переживаниями Пушкина: «Скоро по городу разнесутся толки о семейных ссорах Безобразова с молодою своей женою. Он ревнив до безумия. Дело доходило не раз до драки и даже до ножа. Государь очень сердит. Безобразов под арестом». А дальше опять самоирония по поводу своего камер-юнкерства. Выглядит странным непосредственное соседство скандальной истории молодоженов Безобразовых с записями о глубоко личных и даже интимных переживаниях автора дневника. Случайность?
История Безобразовых, как в капле воды, отражала нравы царского двора. Свадьба флигель-адъютанта Безобразова с фрейлиной Любой Хилковой должна была прикрыть беременность любовницы императора. Узнав правду, Безобразов взорвался и был, в конечном счете, примерно наказан разжалованием и ссылкой на Кавказ (говорили, что он осмелился дать пощечину самому Николаю Павловичу). В дневнике Пушкин нарочито отстраненно, без подробностей и без комментариев фиксирует сам факт заинтересовавшего его скандала. А ведь в свете большинство категорически осуждало Безобразова и жалело Любу Хилкову, считая ее невинной жертвой разнузданного варвара-мужа. Охочий до светских сплетен Вяземский в то же самое время писал о Безобразове: «Безумная ревность овладела им. Он был готов на все неистовства и преступления. Бог знает, каких причин ни выдумывают тому в городе, но я ничего не вижу в этом, кроме мономании его».
Мономания – вот это словцо, вот это термин! Каким же непостижимым образом он исчез из оборота наших неисчислимых профессионалов и любителей анализировать особенности брачных и внебрачных отношений между мужчиной и женщиной?! Мономан – это не однолюб. Мономан – это скорее всего человек, искренне считающий, что супруга (или любовница) должна физически принадлежать только ему одному, но при этом остающийся свободным от адекватных взаимных обязательств. Вяземский, как известно, не только на словах, но и в своей семейной жизни был противником мономании. А уж мономания в отношении императорской особы – это вообще нонсенс. И он был не только не одинок, но, скорее, обыден в своих взглядах. Вспомним шокирующий до сих пор пушкинистов (и особенно пушкинисток) комментарий Алексея Вульфа на известие о женитьбе Пушкина: «Если круговая порука есть в порядке вещей, то сколько ему, бедному, носить рогов».
