– Я хочу только, чтобы ты об этом помнила, – ответила она.
Она была какая-то грустная, я подумала: может, она больна? И мне вспомнилось, что сказала та незнакомая женщина на улице – что я могла бы стать ясновидящей и передавать людям энергию, которая исцеляет. Совершенно безотчетно я наклонилась к Але через столик в кафе и положила руку ей на грудь. Мы замерли так на минуту, потом она мне сказала:
– Нинка, ты – чудесница, ты сняла с меня весь жизненный груз.
Наверное, она шутила, но голос у нее был очень серьезный. Вообще-то наша дружба не совсем обычная, потому что девочки чаще водятся со своими ровесницами, а меня и Алю разделяет пропасть. Но это не значит, что я ищу в ней мать. Не знаю, сумела бы я быть настолько откровенной с матерью, а Але я могу рассказать обо всем, даже о том, что была близка с Якубом и что вначале мне это совсем не понравилось; она ответила, что редко какой женщине это вначале нравится, но начало всегда очень важно. Оно определяет, как будешь относиться к этим делам позже.
– Мое начало было плохим, и поэтому у меня долго были с этим проблемы, – призналась она мне.
Потом мы пошли погулять. Был легкий мороз, и снег искрился на солнце. Мы шли и держались за руки.
– Когда ты наконец покажешь мне свой рассказ? – спросила Аля.
– Я его еще не написала, – ответила я.
– Ну и чего же ты ждешь? Даю тебе время до следующего воскресенья.
Я сижу сейчас над пустым листом бумаги, и мне ничего не приходит в голову. Но ведь я обещала Але – и скорее умру, чем ее разочарую.
12 января 1968 года
У меня вчера был очень неприятный разговор с Зоськой. Она влетела в мою комнату без стука, а я этого не люблю.
– Что это за старая тетка, с которой ты за ручку гуляешь по Варшаве? – спросила она.
– Никакая она не старая, это ты допотопная, – огрызнулась я.
Ну и тут моя сестра прочитала длинную нотацию: что она чувствует себя ответственной за меня, что она заменяет мне мать и хочет знать, что я делаю и с кем встречаюсь. А я на это – что она слишком поздно проснулась, потому что через несколько месяцев я буду совершеннолетней и плевать я хотела, что она думает. С кем я встречаюсь – это мое дело.
– Очень ошибаешься. Может, эта баба из секты или какая-нибудь извращенка.
– Эта баба – известная писательница! – процедила я сквозь зубы.
– Да? А как ее фамилия?
– Конопницкая.
У Зоськи побагровело лицо.
– Ты хочешь мне сказать, что Конопницкая сошла со своего пьедестала в Саксонском саду [42] ?
