В самом центре Петербурга расположено здание, ставшее классическим образцом петербургского лабиринта. Это Михайловский (Инженерный) замок. Он был выстроен архитектором Бренной для императора Павла I на месте старого деревянного Летнего дворца, в котором Павел Петрович родился. Теперь известно, что авторство этого строения, особенно его планировка, во многом принадлежит самому императору. Оно изначально выстроено «по принципу лабиринта — со множеством потайных дверей, тупиков, разветвлённых ходов, переходов. Увы, замок стал ловушкой для самого подозрительного императора». Утверждают даже, что, если выполнить пространственную модель деревянного Летнего дворца и установить на его бывшее место, а затем наложить на неё модель Михайловского замка так, как он расположен теперь, то комната, где родился Павел, совпадёт в пространстве с комнатой, где он был задушен. Тупик. Замыкание лабиринта.
Скитальцев петербургских лабиринтов одним из первых увидел Ф. М. Достоевский. Кто бы они ни были, их, блуждающих по улицам столицы, объединяет «бесцельность» прогулок. Их манит таинственная суета Петербурга, в которой пульсирует подлинное бытие и, может быть, есть выход из тупика одиночества. Так, Раскольникова мы редко застаём в его каморке, похожей на шкаф или на сундук. «Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид со своими жёлтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок».
Вглядитесь внимательнее в образ скитальца из романа Достоевского, он вам кого-нибудь напомнит: «Вы выходите из дому — ещё держите голову прямо. С двадцати шагов вы уже ее опускаете, руки складываете назад. Вы смотрите и, очевидно, ни перед собой, ни по бокам уже ничего не видите. Наконец, начинаете шевелить губами и разговаривать сами с собой…» Лабиринт исподволь формирует тупиковое сознание.
Лабиринт кончается тупиком,
Априорно знаючи о таком,
Тем не менее, хочется в амбразуре
Увидеть золото на лазури,
А ниже (речь веду об окне)
Валы малахитовые, а не
Помойку, где пищевые отбросы
Клюют вороны, а не альбатросы.
В. Бобрецов
Это — не XIX век, это стихи нашего современника, петербуржца. Оказывается, петербургские тупики очень жизнеспособны и многообразны. Не столько тупики улиц, переулков и дворов, как тупики судеб и нравственные тупики. Из этого многообразия самыми опасными всегда были тупики идей, всё равно — научные или социальные, потому что цена эксперимента может оказаться слишком дорогой. Все эти формы тупиков Петербурга множатся, вырастают один из другого.
