Мой Петербург | страница 19
Но во все времена, несмотря на изменение жизни дворов, для понимания двора, для его восприятия нужно обязательно пожить в доме какое-то время, услышать и расставить по своим местам звук мусоровоза, хлопанье дверей и стук форточек.
Дворы, как и наше жилище, отмечены интимностью отношений со своими жильцами. Недаром в чужом дворе всегда испытываешь легкое неудобство, как будто мы заглянули в чужие окна, — вот играют дети, качели, скамейка. Время здесь циклично: день двора, неделя, год. Почувствовать тот ритм, ту повторяемость, встроить в него свой собственный ритм жизни — «чужим» не дано. Характерные для Петербурга замкнутость, некоторая отстраненность свойственны и петербургским дворам. Такая сдержанность кому-то может показаться надменностью или равнодушием. Но это ошибочный, поверхностный взгляд. Это, скорее, уважение к чужой жизни, деликатность. И жизнь в петербургских дворах не так открыта, как, может быть, в других городах, и зашедшему случайному прохожему не будет слишком неловко постоять в чужом дворе, но тайна двора откроется не сразу.
В Петербурге всегда были проходные дворы, особенно в окраинных частях города. Но никогда их не было так много, как стало теперь, когда историческая ткань города нарушена. Это печальное свидетельство времени. Вместе с дровяными сараями погибли флигели, каретники. Деревянные и чаще чугунные ворота, которые теперь более всего ценны как образцы художественного литья, прежде служили по назначению. Были специальные дежурные дворники у ворот. Старожилы ещё помнят, что «они смотрели, кто входил во двор, незнакомых спрашивали, куда идут, не пускали шарманщиков, торговцев вразнос, наблюдали, чтобы не выносили вещей без сопровождения жильцов… Ночью ворота запирались, в подворотне стояла деревянная скамья, на которой дворники сидели или лежали, пока не потревожит их звонок запоздалого жильца, который совал им руку монетку».
Теперь чугунные ворота распахнуты настежь. Или даже сорваны с петель.
Вот цепь дворов начала века на Таврической улице. Почти каждый начинается изысканным поворотом. Это модерн. Двор дома пустынный, ни одного дерева или скамейки. Но если остановиться и прислушаться, то через какое-то время можно уловить звук движущегося лифта. Хлопнула дверь, послышались шаги и отозвались эхом в подворотне.
А какое удивительное чувство охватывает всякий раз при звуках рояля, что слышны из окна, — чаще всего неуверенная детская рука проигрывает гаммы или маленькие пьесы…