— Ну, здравствуй, Кошелев.
Павлик с удивлением посмотрел на незнакомого дядю: откуда он знает его фамилию и почему так непривычно называет его: Кошелев. Так называли папу — и то не всегда. А Павлика никто еще не называл Кошелев. Дядя спросил:
— Будешь у нас жить?
Павлик подумал.
— Буду. А мама придет?
Тетя Зоя опять заплакала. А дядя обнял Павлика:
— Поживешь, привыкнешь. А там видно будет.
Так Павлик и не понял, придет мама или нет и что будет видно.
В большом доме, который назывался «колонией», было очень интересно. Павлик подружился с мальчиками и девочками, вместе с ними ел, играл, поливал грядки, убирал комнату. И когда через много времени понял Павел, что никогда к нему больше не придет мама, что нет у него папы, он уже не чувствовал себя одиноким. В колонии было много друзей, и все жили одной семьей.
Где теперь колония и что стало с домом, садом, мастерскими? Ребята и девчата, наверно, успели уехать. А кое-кто, возможно, сбежал на фронт. Каждый хотел непременно стать таким, как Павка Корчагин, Анка-пулеметчица, как красные дьяволята, которых видели в кино. А Павел еще мечтал о путешествиях. Колька Чиля — фамилия его была Челядинов, — который был чуть старше Павла и очень этим задавался, сказал:
— Закройся, Кошель, — какой из тебя путешественник. Пацан ты, и все.
Павел обиделся:
— Сам ты пацан, трепач. Думаешь, не убегу? Давай на спор.
Они припрятали по большому куску хлеба, по нескольку кусочков сахару и поздно вечером, когда вся колония спала, выбрались в окно и перелезли через забор. Конечно, можно было бы просто пройти в ворота: в колонии никого не запирали. Но через окно и забор было интереснее. Через степь двинулись в город.
На подножках поездов, иногда под вагонами добрались до Ростова. Есть было нечего. Просить стеснялись, а воровать не умели. Колька совсем почернел и приуныл. Пашка крепился. Но однажды у Кольки заболел живот. Пашка оставил его в садике и пошел искать еду. На рынке вкусно пахло пирожками, пончиками, свежей рыбой, сельдью… Пашка долго не решался, а потом, когда тетка отвернулась, он схватил два пирожка и побежал. Сзади кто-то кричал, свистел, слышался топот. Пашка ничего не видел. Пот заливал глаза, а руки крепко сжимали горячие пирожки. Он еле добежал до садика, протянул пирожки Кольке:
— Ешь!
— А ты? — спросил Колька.
Пашка отвернулся, сглотнул слюну:
— Я уже поел.
Колька с жадностью набросился на пирожки.
К вечеру он нерешительно предложил:
— Поедем, Пашка, обратно, в колонию, а?
