– интуиция. А в основе интуиции – инстинкты. А в основе инстинктов – запечатлённый опыт. Опыт и опыт тысяч поколений эволюционно продвинутых людей.
– Что-то подобное я тоже уже слышал, точнее, представлял себя конечной пылинкой на самом верху гигантской пирамиды. Пылинкой, идентичной мириадам пылинок, но то, что среди них она самая верхняя и самая конечная пылинка и понимает своё главенствующее положение среди них, – это обособляет её. Наделяет новым качеством – информированностью.
– Вот-вот, остановишься у какого-нибудь камня или пирамиды, усилишься их энергией – и ты уже в настоящем. Не девятисекундном, а вечном, в котором прошедшее или будущее всего лишь вектор направления. А вектор – это знание, но и незнание имеет смысл. Весь растительный и животный мир, все они ближе к Богу. Они, как и Он, живут вне времени. Человеку же дано чувство времени. Люди, скрывавшиеся во время войны в катакомбах, круглосуточно были лишены солнца. И что же? В них включались биологические часы, отмерявшие в сутках не двадцать четыре часа, а тридцать шесть. Срабатывал биологический инстинкт отсчёта неземного времени. То есть когда-то, до всемирной катастрофы или катастроф, Земля вращалась вокруг Солнца гораздо медленнее. А может, тут виною инстинкты сынов Божиих, прилетавших с планеты Неборо́беН и бравших в жёны дочерей человеческих? И утраченные секунды способствовали появлению новых людей. В древности – кроманьонцев.
– Ты уходишь от ответа – кто ты? Без ответа любое знание опасно, точнее безответственно, потому что безлично. Тем более идеи, навеянные безличным знанием. На Земле много различных людей, но каждый принадлежит какому-то конкретному этносу, национальности.
– Но идеи не имеют национальности. Идеи принадлежат культуре, а планетарная культура – это культура общечеловеческая. И вне её не может развиваться ни один этнос.
– Кто ты?
– Ты прекрасно знаешь, что ты – это я, а я – это ты. Из личинки-человека, самой прожорливой стадии разума, созревает бабочка-спасительница от него самого.
Наполнив пробку-стаканчик ректификатом, Иннокентий осушил его.
– Меня всегда интересовали муравьи и пчёлы. Каждый муравей и каждая пчела являются носителями общей, так сказать, стратегической идеи. Идеи выживаемости муравьиной колонии или пчелиной семьи. Этот инстинкт подчинения настолько глубок в каждом муравье и пчеле, что невозможно представить себе одинокого муравья или пчелу. Кажется, что у них одна душа на всех. С людьми так не получается. Вполне возможны – толпы одиноких. И не только в лепрозориях. Люди, спешащие в храмы, – каждый идёт сам по себе, а собравшись, вопрошают Бога единой молитвой. Стало быть, люди идут к Богу, чтобы почувствовать единство душ и как откровение единую душу. Единую душу человечества легче спасти.
