Ему открыла хозяйка. И то, что открыла не Мария, еще больше усилило обиду Роднева за самого себя. Он сказал сердито:
— Мне Марию нужно видеть.
Он ждал, что хозяйка скажет: «Нету дома», и он спокойно пойдет обратно. Но та засуетилась:
— Пожалуйста, пожалуйста, товарищ Роднев. Дома, дома.
За ее суетливой любезностью чувствовалось и любопытство, и радостное ожидание чего-то интересного, и боязнь, что вот-вот это «интересное» может сорваться.
Мария, верно, только что мыла голову, ее тяжелые косы, уложенные вокруг головы, казались темнее обычного. Чистое розовое лицо, полная свежая шея, пестренькое ситцевое платьице — опять она новая, не такая, как раньше.
— Пришел? — спросила дрогнувшим голосом.
— Может, не во-время? Помешал?
Она плотнее прикрыла дверь и, взяв за локоть, подвела его к столу.
— Садись. — И сама села.
С минуту глядела она ему в лицо, и Роднев не выдержал этого тяжелого взгляда, он пошевелился, смущенно улыбнулся и признался в том, что и без того было ясно:
— Вот, пришел.
— А я ждала… Я знала — придешь, должен прийти.
Анфиса Кузьминична, хозяйка дома, где квартировала Мария, была из тех старушек, которые при встрече вместо слова «здравствуйте» говорят: «А вы слыхали?» Она весной первая сообщила, что Паникратов-де встречается с квартиранткой. Но эта новость не вызвала большого удивления — он вдовец, она вдовушка, он мужчина хоть куда, и она не уступит, сама судьба — быть свадьбе. Но то, что Мария стала встречаться не с Панкратовым, а с другим, да еще с близким Паникратову человеком, — вот это «новость»!
В Кузовках, где добрая половина жителей между собой кумовья или сваты, такие вести разносились быстро. Однако «новость» Анфисы Кузьминичны не застала Федора Паникратова. Он выехал по вызову в обком партии.
Когда в коридоре райкома слышалась тяжелая поступь Паникратова, машинистки в общем отделе начинали зябко кутаться в платки. Секретарь райкома все время был мрачен и раздражителен. С Родневым у него за день до отъезда вышла короткая стычка.
— Федор Алексеевич, будет семинар секретарей первичных организаций, хорошо бы на нем выступили от разинцев и от чапаевцев.
— Это что? Самореклама?
— Нет! — резко ответил Роднев: оскорбить его сильнее Паникратов не мог. — Забота о будущем урожае!
А Паникратову было не до будущего. Какое же будущее, когда сейчас район переживает несчастье! Минует все, забудется, тогда можно подумать и о будущем.
Но вот Паникратов уехал, за него остался Сочнев, а с ним Родневу было легко сговориться.
