— Мне кажется, я вижу Плеяды, — заметил дядя Харри, перебив сумбурный рассказ Ланга о его новом романе с Саритой.
— Ну почему каждый раз, когда она понимает, что я от нее без ума, ее голос становится холодным, ты можешь мне это объяснить? не унимался Ланг.
— Не могу, — коротко ответил Харри.
— Как это не можешь, ты же все знаешь, — съязвил Ланг, уже слегка опьянев.
— Да она, наверно, просто не хочет определенности — кстати говоря, тебе вроде как тоже нравятся такие отношения, — ответил Харри, — а теперь помолчи, пожалуйста.
— Почему это? — спросил Ланг.
— Потому что мы никогда не станем настоящими друзьями, если ты не научишься молчать, — ласково ответил Харри.
Ланг спустился в каюту и вернулся с бутылкой джина.
— Купил перед тем, как сесть в поезд, — сказал он, протянув бутылку.
Харри отказался. Ланг долго сидел, глядел на звезды, слушал ветер и пил горький, крепкий джин.
— Скажи, Харри, — спросил он наконец, — ну почему я могу любить только тогда, когда люблю не так? — Говоря это, он подумал: мне уже сорок, я прошу отеческого совета, задаю такие вот вопросы, нет, со мной явно что-то не в порядке.
— В смысле не так, — не понял Харри, — не того человека?
— Нет, — ответил Ланг, — не так, как надо.
— Не понимаю, — раздраженно сказал Харри, потому что Ланг к тому времени уже порядочно напился.
— Нереалистично, — ответил Ланг заплетающимся языком, — в отрыве от действительности.
— В этом году я что-то тебя не понимаю, — сказал Харри более дружелюбно.
— Ерунда, — пробормотал Ланг, — все ты понимаешь.
— Кроме женщин, мужчин и вообще людей, — ответил Харри и снова принялся разглядывать звезды, — их я не понимаю.
В ту ночь Ланг слишком много выпил. Рано утром он проснулся в своей койке и блевал в ночной горшок. Потом выполз на палубу и вылил содержимое горшка за борт. Звезды на небе уже гасли, ветер с воем проносился над плоскими валунами, и черное зеркало лагуны было подернуто холодной рябью. Ланг долго стоял на палубе. Его мутило после вчерашнего, и он думал, что нет ничего глупее, когда во взрослом человеке, достигшем вершины успеха, до сих пор живет подросток, причем подросток, который считает свою жизнь мученичеством и видит тьму даже там, где светит солнце. Вечно август, размышлял Ланг, стоя на палубе в тишине раннего утра, вечно лето на исходе, погода ясная, но штормит, дядя Харри с каждым годом все молчаливее, я уже стал неплохим матросом, но жизнь меня так ничему и не научила, я, как всегда, не готов к штормам.
