Благополучнее всех сложилась из этой бригады судьба Леонида Мартынова. Он в конце пятидесятых годов стал известным поэтом после сборника "Лукоморье", еще через несколько лет был удостоен Государственной премии, молодые поэты набивались к нему на разговоры, изредка он принимал их у себя дома среди коллекций книг, камней, причудливых корневищ. Хорошо помню его жену Нину Анатольевну, которую, как потом я узнал, Леонид Мартынов нашел в ссылке на вологодской земле. О чем мы только не разговаривали с ним - о пятнах на Солнце, о метафизике древнего Египта, о терроре Французской революции,- и ни разу он не вспомнил о своих лишениях, о "памирцах", "сибиряках", Вологде, Средней Азии. Лишь из строчки одного из лучших его стихотворений - "Тишина" можно было кое о чем догадываться: "ОГПУ - наш вдумчивый биограф".
Да. Листаешь дело и видишь - действительно, вдумчивый. Читаю протоколы допросов Мартынова, и многое, непонятное тогда, становится мне понятным; и почему его книга мемуаров называется "Воздушные фрегаты", и почему в этой книге нет ни слова об аресте 1932 г., ни слова о друзьях П. Васильеве, С. Маркове, Е. Забелине - и откуда (видимо, чувство страха владело поэтом до конца), его равнодушие или даже холодное безразличие к крестьянской жизни. Оно мне всегда претило, а с другой стороны, привлекала и завораживала страсть к изображению сильных, мощных, энергичных натур, с пафосом созданных им в книге предвоенных поэм. Супермен, русский конквистадор, сибиряк... "Не упрекай сибиряка, что у него в кармане нож, ведь он на русского похож, как барс похож на барсука"... Строки, восхищавшие меня тридцать лет тому назад, становятся мне до конца понятными лишь после прочтения протоколов допросов Леонида Николаевича Мартынова. Как и его своеобразный футуризм, и социальный оптимизм, и некая органически присущая ему "советскость", замешанная на демонстративном новаторстве, что в конце концов сделало его в какой-то степени официальным поэтом, с поправками на причуды формотворчества и демонстративного интеллектуализма.
Читая размышления Леонида Мартынова о судьбах Сибири, о ее возможной самостоятельности, о развитии на ее просторах мощного русского предпринимательства, можно только подивиться тому, что эти мысли 60-летней давности столь популярны ныне в умах и деяниях нынешних сибиряков.
Надо сказать, что в конце 20-х годов все эти поэты встретились в Новосибирске, где называли себя "памирцами". Но идеологическое давление со стороны партийных и партийно-литературных кругов вытеснило их из Новосибирска, они вскоре переехали в Москву и сплотились в столице в "Сибирскую бригаду".
