Он не замечал и все оскорбления, обрушившиеся на него после неприятия драматургом перестройки. Некто Лев Колодный писал тогда: "стал замечать его как автора на страницах даже такой очаровательной газеты, как "Завтра", а это всего-навсего поменявшая название закрытая погромная газета "День"" Позже появились статьи Розова и в "Правде", где Виктор Сергеевич заявлял: "Я вижу, сейчас у общества, у государства нет идеи. Оно сейчас животное, наше общество. Весь смысл лишь в том, чтобы питаться. И ещё - обогащаться, обогащаться любым способом. А высокой идеи, идеала у наших сегодняшних правителей нет. Отсюда и распад государства". Подобные признания бесили его бывших перестроечных друзей. Тот же Колодный стал уверять, что "понять Виктора Розова можно. Его драматургия недолговечна, своё время она не пережила, умерла вместе с ним".
Ему убедительно ответил Борис Поюровский: "Вынужден снова огорчить Л.Колодного. И пьесы, и фильмы Розова пока, во всяком случае, остаются в действующем репертуаре. И при чём здесь Шекспир? Разве кто-нибудь утверждал, что Розов - второй Шекспир? По мне - так вполне достаточно того, что он - первый Розов. А уж кому, сколько суждено оставаться на сцене или экране, рассудит сама история, зачем ей наши подсказки? Что же касается партийности Розова, то он-то как раз никогда ни в какой партии не состоял, хотя и мог бы вступить, к примеру, перед боем под Вязьмой осенью 1941 года, где был тяжко ранен"
И сможет ли когда-нибудь русский театр обойтись без таких пьес, как "В добрый час", "Неравный бой", "Традиционный сбор", "Гнездо глухаря", "Вечно живые", "Кабанчик"? Не думаю.
Вся творческая жизнь Виктора Сергеевича Розова - это непрерывный, часто неравный бой за добро. Ещё задолго до солженицынского призыва жить не по лжи он предложил своим читателям и зрителям иную нравственную установку: жить по совести. И потому Виктору Сергеевичу никогда не страшна была никакая цензура, ибо кто мог ему самому запретить жить по совести? И хоть шпыняли его не раз чиновники и цензоры, годами не пускали его спектакли, не печатали пьесы, он никогда не унывал, ибо и сам жил в тех же поисках радости, в каких жили герои его пьес. Он ненавидел мещанство и буржуазность во всех проявлениях, поэтому и оказался в рядах противников всех ельцинских перемен. Думаю, он был социалистом не по идеологии, не по убеждениям, а по натуре своей. Может быть, таким же социалистом был и Христос? Он не скрывал своей веры в Бога, но и христианином был таким же природным, стихийным. Ему и судьбой, и жизнью предназначено было делать добро и вести бой за добро.
