— Ты здесь ни при чем.
— Не валяй дурака. Я виноват.
— Разве потому, что не умеешь предсказывать будущее.
Однако Гидеону было не до шуток.
— Нет, — сказал он, — потому что существует много такого, что я сделал, не сделал или не смог сделать для нее.
— Ты заговорил как пророк.
— Просто я, именно я сделал все, чтобы Рим стал для нас тем, чем он и стал. Я ответственен за этот выбор.
— Нет, ты здесь ни при чем. Ты ни в чем не виноват.
— А мой сын…
— У меня есть сведения, — объявил Рафи без всякого предупреждения.
Повернувшись, Гидеон медленно подошел обратно к креслу.
— Это меня не удивляет, — сказал он безучастно. — Ведь ты руководишь такой мощной организацией.
— Хочешь узнать?
Как просто, как естественно был поставлен вопрос. Между тем чувства, испытанные в этот момент Гидеоном, можно было сравнить с взрывами воображения, когда в его сознании вспыхнуло то, что, казалось, уже принадлежало прошлому.
— А что, ты полагаешь, я буду делать с этой информацией? — поинтересовался он, и его английский вдруг стал скорее британским, чем израильским, хотя усталость прибавляла сюда и французские оттенки, сохранившиеся и выплывшие откуда-то из детства.
— Разве это что-то изменит для меня, для них?
— Ты философствуешь, а это ни к чему ни тебе самому, ни им. И им бы не понравилось, что ты обвиняешь себя в случившемся.
— Кто из нас философствует? Кто говорит о мертвых, словно о живых? А может быть, подобная манера вырабатывается, когда управляешь такой, как твоя, суперорганизацией?
— Теперь я скажу, — пробормотал Рафи. — Я бы хотел быть Богом, потому что только Бог способен изменить то, что случилось.
Впервые Гидеон испытал облегчение, услышав, что кто-то, кроме него, признается в своей ограниченности и слабости.
— Пока все не было кончено, даже наши собственные информаторы в ООП [4] не знали о том, что готовится. Это было впервые, когда о дате, месте и способе проведения операции знали лишь те, кого это непосредственно касалось. Абсолютная секретность.
Но Гидеон все еще не в силах был поверить.
— Они не должны были оказаться там, — сказал он. — Не должны были ехать в этот чертов Рим!
— Но они оказались там. И ничего нельзя изменить. — Рафи рассматривал свои руки, а потом хлопнул ладонями по коленям. — Все, что я могу тебе предложить сейчас — это сведения, чтобы мы могли действовать.
— Действовать, чтобы подобного больше не случилось. Думаешь, мне не все равно, случится это еще раз или нет?
Откинув голову назад, он на мгновение закрыл глаза, а потом снова прищурился сквозь дым на собеседника.
