— Это у тебя что? — спросил Кафферти из дверей гостиной.
Он указывал на стену, превратившуюся в выставочный стенд, рассматривал папки на столе и на полу.
— Я же сказал тебе подождать снаружи.
— Брать работу на дом — плохой знак. — Кафферти вошел в комнату, держа руки в карманах.
Ребус никак не мог найти ключи и зажигалку… Куда они делись, черт побери?
— Убирайся, — потребовал он.
Но Кафферти изучал карту.
— А-девять — ничего себе, хорошая дорожка.
— Неужели?
— Сам ею пользовался, было время.
Ребус нашел ключи и зажигалку.
— Все, можем идти, — объявил он.
Но Кафферти не торопился.
— Все слушаешь старье? Пора снять… — Он кивнул на проигрыватель: игла уже вышла на выводную канавку пластинки Рори Галахера.[12]
Ребус поднял тонарм и выключил аппаратуру.
— Доволен? — спросил он.
— Такси ждет внизу, — ответил Кафферти. — Так это твои глухари?
— Не твое дело.
— Как знать. — Кафферти опять одарил Ребуса своей улыбочкой. — Но, судя по снимкам, одни женщины. Это не в моем стиле…
Ребус уставился на него:
— Зачем ты ездил по А-девять?
Кафферти пожал плечами:
— Да так, всякий мусор выкидывал.
— Ты хочешь сказать — избавлялся от трупов?
— Ты когда-нибудь по А-девять ездил? Болота, леса да просеки, ведущие в самое никуда. — Кафферти помолчал и добавил: — По мне, так славные места.
— Там на протяжении нескольких лет пропадали женщины — тебе об этом что-нибудь известно?
Кафферти задумчиво покачал головой:
— Нет. Но могу поспрашивать, если хочешь.
На несколько секунд в комнате воцарилось молчание. Наконец Ребус молвил:
— Я подумаю об этом. — Потом он докончил: — Если окажешь мне услугу, мы будем квиты.
Кафферти хотел положить руку на плечо Ребуса, но тот увернулся.
— Давай уже поедем и выпьем, — сказал он, подталкивая гостя к выходу.
Домой он вернулся в половине одиннадцатого. Наполнил чайник и приготовил чашку чая, потом пошел в гостиную. Включил одну лампу и стереопроигрыватель. Ван Моррисон:[13] «Астральные недели». Его сосед внизу был стар и глух. Наверху жили студенты, которые особо никогда не шумели, разве что на редких вечеринках. За стеной гостиной… он понятия не имел, кто там жил. Да и знать было незачем. В том районе Эдинбурга, который он называл своим домом (в Марчмонте), население постоянно мигрировало. Много квартир сдавалось внаем, и большинство из них — на короткие сроки. Об этом и говорил в пабе Кафферти.
«Раньше все друг о друге пеклись… Вот и правда: загнулся бы ты на полу у себя в квартире — сколько бы там пролежал, пока кто-нибудь не почесался зайти?»
