— Еще что придумаешь! Мне до него интереса николи не было. Давно уж его не видел. Может, в одночасье и помер за ненадобностью.
— За ненадобностью! — усмехнулся Павел. — Человек не из весьма уважаемых?
— Какое там уважение! Ну, понятно, если бы старый режим, упаси бог, сохранился, в большие люди вышел бы. А так что: притаился одиночкой в своем домишке, булочками торговал.
Георгий Модестович запнулся, отодвинул кружку, как досадную помеху, быстро пожевал губами и помрачнел.
— Пойду, — сказал Павел. — Все же ночь это ночь. Надо спать.
— Иди, иди! — согласился старик, пробежался по комнате и пошел проводить гостя. Выйдя на каменное крыльцо, он проговорил отрывисто: — Ты вот что… Я тебе сейчас умный совет дам: не вяжись с таким народом, не твоя компания.
— А вы думаете, что я могу водить компанию с Халузевым? — улыбнулся Павел.
— Вот я и говорю — не вяжись. Совсем лишнее. Понял?
Проводив его довольно сумрачным взглядом, Георгий Модестович поежился под своей кацавейкой и, запирая дверь, пробормотал: «Откуда он о папашином знакомце прослышал, о паучке мельковском?» и сердито фыркнул.
Дом спал, и поэтому шумной показалась группа молодых людей, спускавшихся по лестнице. Среди прочих были здесь и знакомые Павла: инженеры-угольщики, один из его однокашников, несколько девушек.
Они возвращались с вечеринки у Колывановых, соседей Расковаловых. Павла обступили.
— А мы надеялись увидеть у Колывановых вас и Валю Абасину.
— Мы не обещали Нине Андреевне быть.
— Нина Андреевна на вас сердита.
— Придется просить прощения.
— Павел Петрович, дорогой мой! — подхватил его под руку не совсем молодой человек, одетый так, что сразу было видно, что это артист, и действительно, это был артист оперы. — Решите наш спор единым словом: что это — вещь или не вещь?
Из жилетного кармана он вынул большой, небрежно ограненный топаз. Подбросив камень на ладони, посмотрев на свет, Павел возвратил его хозяину.
— Стекло, — коротко определил он. Раздался взрыв хохота.
— Как стекло! — завопил артист. — Мне клялись, что это настоящий топаз! Я за него сто двадцать отдал!
— Вы заплатили не за камень, а за урок, — пошутил Павел. — Не покупайте камень с рук, наобум. Да вы не отчаивайтесь. Даже знаменитый Гумбольдт оказался простаком: какой-то екатеринбургский ловкач всучил ему стеклянные печатки за полноценные хрустальные.
— Вы подумайте, опять стекло! — горевал артист. — А я был так уверен…
В два прыжка Павел поднялся по лестнице к себе.
