— И из-за этого он не сможет справляться со своими обязанностями? — переспросил Сталин.
— Не сможет, товарищ Сталин, — подтвердили несколько человек.
— Значит, вы говорите, что у него нет ноги? — еще раз уточнил Сталин.
— Так точно, нет ноги, товарищ Сталин.
Вождь прикоснулся рукой к своей голове и задал главный вопрос:
— А это у него есть?
Сомнения и возражения против назначения адмирала отпали сами собой. Кто же будет спорить, что хоть во флотской, хоть в домашней обстановке лучше иметь человека без ноги, чем без головы.
84
Герой Советского Союза, маршал бронетанковых войск М. Е. Катуков рассказывал, что однажды в кабинете Сталина он во время разговора помянул генерала Иванова. (Какого именно, сегодня неясно, т. к. в списках генералов бронетанковых войск — участников Великой Отечественной войны значатся целых четыре Иванова.)
Сталин спросил:
— Не тот ли это Иванов, который изменил своей нации?
Катуков тоже знал, что раньше у Иванова была еврейская фамилия и ответил:
— Тот самый.
— А русской нации он не изменит?
В каждой шутке есть доля шутки…
85
Генерал Маринов, работавший, кажется, в Воениздате, был похож на кавказца — черноволосый, кучерявый, с усиками. На одном из совещаний он докладывал Сталину, а тот внимательно слушал и рассматривал его. Потом среди прочих задал ему вопрос, который нынешние хозяева России боятся пуще всего на свете, но который в то время не таил в себе ничего запрещенного, носил обыкновенный, естественный характер:
— Кто вы по национальности, товарищ Маринов?
— Я грузинский еврей, товарищ Сталин.
— Товарищ Маринов, я знаю так: или грузин, или еврей.
А что? Ведь такой подход можно и нужно применить к любому псевдоеврею — русскому, польскому, китайскому…
86
А эта история похожа на анекдот о евреях, вернее о еврейской осторожности, граничащей с трусостью. Фельетонист газеты «Правда» Г. Рыклин думал, что опорочил вождя, а на самом деле сам себя высек, когда рассказывал:
«В начале 30-х годов состоялась встреча советских журналистов со Сталиным и другими руководителями партии и правительства. Я был на этой встрече. В конце ее мы коллективно сфотографировались. На фото я стоял рядом с вождем. Шли годы и шли аресты. Хранить фото врагов народа было небезопасно. И я начал резать. Я брал в руки ножницы и отхватывал сначала по одной, затем по две-три опальные персоны. Постепенно люди исчезали с фото. В конце концов, остались только Сталин и я. После XX съезда КПСС я отрезал Сталина и остался один».
