На подходе к лагерю давящими волнами накатила головная боль — навязчивый спутник высоты и недостаточной акклиматизации. Перед самым лагерем нас ждало последнее препятствие: короткая крутая ледовая стенка, изгрызенная десятками ледорубов и кошек. Губчатый лёд крошился, как сахар, и мне пришлось вылезать, держась руками за верёвку. Выбравшись наверх, я долго не мог восстановить дыхание.
Оглядываю лагерь, — плотную шеренгу палаток, истоптанный грязный снег и тоненький ручеёк, кое-где показывающий из-под снега свою блестящую змеиную спинку.
Многое вспоминается, но есть и новое: подход к лагерю пересекает широкая ледниковая трещина с подтаявшим и сильно просевшим снежным мостом. Снова пристёгиваюсь к перилам и двумя быстрыми опасливыми шагами перемахиваю на ту сторону.
Зайдя с двух сторон и заглядывая нам в лица своими бесстыжими видеокамерами, Валера с Сашей снимают, как мы с Лёшей устанавливаем палатку. Помню, что, превозмогая нарастающую головную боль, я старался придать своему лицу живое и деловитое выражение, но теперь, рассматривая эту сцену на экране, я должен признать, что мне удалась лишь вторая часть этой задачи…
Поскольку нам не удалось найти две свободные площадки по соседству, ребята установили свою полубочку ниже по склону, через несколько палаток от нас с Лёшей. Отчасти поэтому, отчасти потому что на нас давит высота, и тело сопротивляется любому дополнительному движению, мы готовим обед раздельно — каждый в своей палатке. Собрав волю в кулак, иду за водой. Небо затянуло тучами, ледник прихвачен скорым на расправу на этой высоте морозом, и полузадушенный ручей больше не журчит. Пытаюсь наковырять воды в нескольких местах, но только в небольшой лунке перед операторской палаткой мне удаётся пристроить крышечку от термоса, и я наполняю котелок стылой полярной шугой. Пока в котелке варится гречка, Лёша задумчиво перебирает пакетики с копченным мясом. «С чего начнем?..» — поднимает он на меня свои расширенные от проведенного в полярной ночи детства выразительные черные (нет — чОрные…) очи. «Мне всё равно…» — говорю я, сглотнув слюну, что несомненно было принято Лёшей за признак нестерпимого голода, хотя я всего лишь подавил рвотный позыв.
Расковыряв гречневую кашу и пожевав немного мяса, мы выбросили остаток на каменистый склон — подальше от палатки, на прокорм прожорливым скальным воронам.
Снаружи доносятся голоса — это Володя Заболоцкий обнаружил Красимиру и исполняет вокруг неё взволнованный брачный танец.
