И не было в его голосе никакой приблатненной хрипотцы, взрословатой уличной наглости. Не стало лидера опасной дворовой кодлы, которая шарашит по ночам машины, портит девчонок в подвалах и волчьей стаей готова дать отпор любому взрослому сильному мужику.
Около мертвой, худенькой, пожилой моей мамы сидел испуганный пятнадцатилетний мальчик, и тело его сотрясалось от рыданий и ужаса, потому что он впервые в своей жизни собственными глазами увидел, как выглядит смерть человека.
А я, мерзкая, зажравшаяся тварь, сидела в своем собственном двухэтажном доме, всего в полутора часах полета от Ленинграда, слушала, как барабанит по крыше и окнам густой летний дождь, и ничего об этом не знала! Ничего!..
Когда раздался входной звонок, я выглянула в окно и сквозь сумерки наступавшего вечера и струи воды, заливавшие стекло, увидела у нашего заборчика маленькую машинку салемского почтового отделения, а у калитки знакомого почтальона - Уолтера Меллера.
Я нажала кнопку дистанционного управления калиткой, она распахнулась и Меллер прошел к дому. Я выскочила ему навстречу.
- Добрый вечер, фру Ларссон, - улыбнулся Меллер. - Вам телеграмма. Из России.
- Спасибо большое, господин Меллер, спасибо… - встревожилась я и дала Уолтеру несколько крон.
Меллер раскланялся, а я тут же, не входя в дом, развернула телеграмму. Там латинскими буквами были написаны русские слова: «Прилетай. Матери плохо. Козел».
Передо мной лежал шведский телефонный справочник.
Впервые за полтора года моего пребывания за границей я обращалась к официальному представителю советского союза.
- Здравствуйте! Это представитель советского аэрофлота? С вами говорит Татьяна Николаевна Зайцева - советская гражданка… То есть вообще-то сейчас я - Ларссон… Я здесь у вас, в Швеции, замужем… Извините. У меня рейс в Ленинград только в конце месяца, а мне нужно улететь сегодня. Сейчас же… Нет, билет на самолет компании САС. У меня телеграмма… Только получила. «Прилетай. Матери плохо…» Он зря не пошлет такую телеграмму. Ну, пожалуйста! И потом у меня в Союзе еще есть одно дело… Очень важное! Может быть, государственное. Там человека оклеветали. И только я смогу… Что вы! Успею, успею! Я на машине… Спасибо! Спасибо вам большое!
Я бросила телефонную трубку и стала истерически собирать первые попавшиеся вещи.
- Матери плохо, Фрося! - бормотала я. - Матери плохо… Мы должны улететь! Мы с тобой не имеем права…
Через десять минут я сволокла вниз, в гараж, две огромные неподъемные сумки, запихала их в свою «вольвочку» и выгнала ее из гаража. Заперев все двери дома, я усадила Фросю в машину, открыла выездные ворота нашего участка и закричала через дорогу:
