Во былом саду другой нынче хозяин-то,
Тот хозяин Чудище он Канцер-Зверь,
Что о трех главах корыстою покрытыих.
Как на средней голове — корона царская,
На второй главе — венец колючей провулки,
А на третье-то башке торчит могильный крест.
Да и всё его мерзкóе брюхо-то пупырчато,
Эрозивными свищами-то оно поклёпано.
Ходит он, похаживает, некротический преступничек,
Лапами-крылами угрожающе помахиват,
Пресмыкается за ним-то слизью хвост его.
Он де радуется, он де изгаляется,
Бахваляется успешною победою:
Он во клеточку свою ой беспредельную,
Во злокачественну клетку во злофильную
Посадил ведь птицу вещую да Матерь Сва.
И не бьёт она крылами-то волшебными,
Истекает уж она святою кровушкой,
Еле жива шепчет, выговариват;
— Уж ты ой еси, млад Финист Ясный Сокол!
Ты лети скорым-скоро да обвернися,
Обернися русским нунь богатырём.
Ты сразись-ка с ненасытною Змеёю,
Ты убей её, проклятую, да уничтожь!
Встрепенулся Финист Ясный Сокол,
Разлетался он по черну поднебесью,
А и бил он Чудище по головам корыстныим,
А й клевал Канцера-Зверя понемножечку.
Как тут развернулся Канцер-Зверь поганыий,
Как он лапами-крылами размахалси,
А и сбил млад Финист Ясна Сокола удалого,
Далеко-далече Финиста забросил-то,
А й за камушки, за реченки, за горушки…
